Коварное бронзовое тщеславие
Шрифт:
К нам приближалась Лунная Гниль, словно гроза, переходящая в торнадо.
– Они не ладят, – сообщила мне Кивенс.
– Это я понял, детка. Еще не совсем выжил из ума. Похоже, Кип собрался уходить. Может, тебе следует с ним попрощаться.
– Пожалуй.
В ее устах это прозвучало так, словно она хотела добавить: «Навсегда».
Клиенты исчерпались, и мы с Баратом получили возможность побеседовать.
– Этот парень тупой, как бревно, – сказал он. Имея в виду тот факт, что Кип Проуз даже не догадывался, что его давний лучший друг – точнее, подруга – испытывала
– Он не воспринимает Кивенс как девушку. – Я покосился на Барата, опасаясь, что он может не одобрять увлечение дочери. Но на его лице отражалось лишь отцовское беспокойство.
– Я в это не полезу, Гаррет. Скажем, папа снова ничего не заметил.
У Кипа есть мать. Где-то. Она не участвует в его жизни, разве что пользуется деньгами, которые он ей приносит. Его родителем скорее был я, и это пугало. Поскольку означало, что он по большей части воспитывал себя сам.
– Отличный план. Он хочет, чтобы его считали крутым взрослым. Будем относиться к нему соответственно, пока он не попросит помощи.
Барат крякнул.
– Я имел в виду не совсем это.
Его интересовала дочь, а не Кип. Он хотел что-то сказать, но тут вмешалась Тара Чейн. Отцу Кивенс пришла пора превратиться в сына Констанции.
Я стоял с дурацким видом, ощущая себя задутой свечой, глядя, как мои друзья набивают животы и карманы. Слуги и официанты прикидывались, что ничего не замечают.
Позже они сами набросятся на остатки трапезы – если таковые останутся.
Все это время, несмотря ни на что, Морли Дотс, Пенни или Пулар Паленая маячили поблизости, на случай, если я начну вести себя неадекватно. Паленая и Пенни чувствовали себя в этой обстановке страшно неуютно.
Я сам ощущал себя не в своей тарелке.
Когда дождь утих, а карманы наполнились, мои друзья начали продвигаться к выходу.
В конце дня я сам думал отправиться на Макунадо-стрит. Могу просто вернуться к прежней жизни. В старом жилище будет не так больно. Барат переселится в особняк, который ему пришлось покинуть год назад. Кроме того, у себя дома я могу попросить моего делового партнера взять под контроль, изменить или даже подавить эмоции, сейчас угрожавшие моей психике.
Я не желал анализировать ситуацию, предпочитая тратить время на жалость к себе.
Вернулся Барат.
– Пора побеседовать с драконом.
– А?
– Она желает тебя видеть.
Я скривился.
– Возможно, это не то, о чем ты думаешь. Может, она хочет попросить тебя не продавать этот дом ради семейной истории. Страфа родилась здесь. И Кивенс.
– Продать его? Каким образом?
– Мы оформили его на тебя и Страфу, когда вы объявили о помолвке.
Я захватил ртом немного сырого воздуха и прожевал. Для человека моего класса это был огромный уродливый красный флаг. Мотив. Особняк на вершине холма, где жили сильные мира сего, стоил больше, чем я мог вообразить. А мое воображение показало весьма внушительные числа.
– Но…
Наверное, мне говорили, что теперь особняк мой, однако я не обратил внимания. В последнее время я не слишком интересовался внешним миром.
– Страфа тебе не сказала?
– Нет.
– Узнаю свою девочку. Вероятно, не сочла это достойным упоминания.
Вероятно. Страфу никогда не интересовало богатство. Ее запросы всегда были скромными. Она ни разу не попадала в ситуацию, в которой не могла бы просто купить желаемое.
Я просочился в библиотеку. Метательница Теней сместила свою тушу, повернула ко мне массивное лицо, жадно улыбнулась.
– Мама думает, что пора взяться за работу, – сообщил Барат. – Как только твои гости уйдут. – Намек, намек.
– Я с этим разберусь.
22
Утомившиеся слуги вели себя вежливо, но не поощряли никого остаться. Только Плоскомордый Тарп и Торнада по-прежнему мешались под ногами и по-прежнему ели. Пенни, Паленую и Морли нельзя было отнести к гостям.
– Иди, если хочешь, – сказал я Паленой. – Дальше будет только скучнее.
Ее брат давно сбежал, не в состоянии вынести общество такого количества людей.
– Я не хочу. Мы семья. Я буду участвовать в планировании и в убийстве.
Я повернулся к Пенни. Как жрица культа, в данный момент состоявшего из одного человека, она была крутой и свирепой. Как девчонка – робкой. Сейчас она продемонстрировала свои злые клычки.
– Я не пойду домой одна.
На Морли я даже смотреть не стал. Он будет моей тенью.
Торнада и Плоскомордый Тарп с оттопыренными животами и карманами в конце концов поняли намек. Кухонная и домашняя прислуга Страфы, Рейс и Декс, выпроводили их. Эти старички были парочкой. Они меня пугали, но не своей ориентацией. Глядя на них, я постоянно думал о зомби.
– Увидишь, эти двое весьма бережливы, – сказал мне Барат, когда я вернулся в библиотеку, намекая, что их нужно оставить в штате. Они были чем-то вроде троюродных братьев.
– Хотите все это обратно? Я откажусь от своих прав.
– Теперь это принадлежит тебе и Страфе.
Полная дама кивнула.
Если опустить некоторые детали, Альгарды были самой странной семьей, что я когда-либо встречал. И меня приняли в клан.
Метательница Теней не стала возражать, когда следом за мной в комнату вошли Морли, Пенни и Паленая. Теперь они считались приближенными к семье, потому что их привел я.
Пока я отсутствовал, в библиотеке собрались Киога, Костемол и сестры Махткесс, а также Кивенс. В помещении стало тесно и жарко. Чем выше поднималась температура, тем сильнее благоухала Метательница Теней. От запаха у меня заслезились глаза.
– Подвигайтесь ближе. Составьте стулья кругом. Нам нужен мозговой штурм, – сказал Барат. Он нетерпеливо махнул Кивенс и Пенни, чтобы те присоединялись к взрослым.
Семейный магический талант обошел Барата, однако у него имелись другие умения. Его кожа была оливковой, как у матери. Как и она, он отличался массивным телосложением, но был широким, а не толстым. Он мог сойти за бандита и выполнял соответствующую работу для семьи. У него остались шрамы на память о Кантардской войне, где он отслужил два срока.