Коварные боги
Шрифт:
— Не ради меня, — выдохнул я, прижимая ее крепче, ее кожа была холодной и неумолимой под моими руками, не предлагая ни капли электричества, которым ее прикосновения всегда заряжали меня. Потому что ее здесь не было. Ее больше не было в этом теле. Я остался с оболочкой и пустым сердцем, которое вечно будет тосковать по ней. — Только не ради этого человека, который обязан тебе всем, а ты ему — ничем, — настаивал я, как будто мог каким-то образом отменить принятое ею решение.
Это смертное тело ничего не стоило без нее. Я пытался снять проклятие без истинной причины,
Я покачал головой, когда пульсирующая агония в моих венах превратилась в ярость и ненависть. Магнетическое желание мести все тянуло и тянуло мою душу и велело мне найти того, кто несет ответственность за это.
Андвари.
Я выслежу его и вырву из всех миров, из всех темных теней, в которых он попытается спрятаться. А когда все будет кончено, я брошу это тело на произвол судьбы и присоединюсь к своей возлюбленной в загробном мире. Я освобожу свою душу, найду ее в глубинах залов богов и останусь с ней навеки.
Я прижался ртом к ледяным губам Монтаны с самой отчаянной и серьезной клятвой, которую только мог произнести.
Смерть Андвари предрешена.
Моя тоже.
Я клянусь в последние часы своей человечной жизни отомстить за тебя, любовь моя.
Я
остался лежать, скорчившись на полу, с холодным телом женщины, которую я ждал тысячу лет, чтобы полюбить, в моих объятиях, и тяжестью ее смерти, сокрушающей мою душу.
Я не мог дышать. Не мог думать или чувствовать ничего, кроме боли, которая пожирала каждый дюйм моего тела.
Этого не может быть на самом деле.
Я взял руку Келли в свою и прижал к своей щеке, ее пальцы никак не реагировали на мое прикосновение. Я поцеловал ее ладонь, запястье, ее губы, которые были такими, такими холодными по сравнению с моими.
Она безвольно повисла в моих объятиях, ее голова откинулась назад, как только я ослабил хватку.
Эта боль была сильнее, чем я мог вынести. Мне казалось, что тяжесть тысячи душ навалилась на мою, полная решимости превратить меня в сажу и пепел, и мне было все равно, сделают ли они это.
Я ничего не хотел от жизни без нее. Не могло быть ни радости, ни удовлетворения в мире, где ее не существовало.
Я не плакал. Я не мог. Там, где меня пронзила бездна боли, не осталось ничего достаточно сильного, чтобы чувствовать горе.
Я был опустошен. Пуст. Убит ее отсутствием.
Для чего все это было, если такова цена? Как проклятие могло потребовать такой жертвы? У богов не было чувства справедливости, если они могли украсть такие невинные души в уплату за свободу
Что вообще сделали Келли и Монтана, чтобы их выбрали для этого? Они были хорошими, добрыми, храбрыми и преданными. И их наградой за такие качества была смерть?
Джулиус положил руку мне на плечо, его пожатие было крепким, но рука дрожала, когда он пытался хоть немного утешить меня.
Кларисса плакала, звук ее приглушенных рыданий эхом отражался от каменных стен высокой пещеры.
— Будь прокляты боги, — выругался Фабиан позади меня, и звук чего-то тяжелого, упавшего на землю, отразился от стен. — Они заслуживают самой подлой смерти за все, что они сделали!
Сверкающая золотая монета покатилась по полу в мою сторону и ударилась о сапог, после чего начала вращаться. Все мое внимание привлек шум, с которым монета кружилась все быстрее и быстрее. Это был единственный звук в мире. Единственное, что существовало за пределами этой боли. Монета все ближе и ближе подходила к концу своих мучений, и звук, который она издавала, ударяясь о камень, пронзал тишину, прежде чем она наконец упала на землю с глухим стуком.
Я заставил себя подняться на ноги, взяв безжизненное тело Келли на руки и отошел от своего брата.
Эрик лежал поверх тела Монтаны, нашептывая ей что-то, что она была уже не в состоянии услышать.
Справа от похожего на пещеру помещения находился каменный алтарь, на вершине которого находилось святилище, посвященное Андвари. Я смахнул с него все: свечи, подношения, книги и мерцающие цветы. Каждый предмет обладал неизмеримой ценностью, и все же ни один из них ничего не стоил.
Я уложил Келли, в последний раз проведя пальцами по ее золотистым волосам
Ее лицо было умиротворенным в смерти. Ни одна дразнящая улыбка не тронула ее полные губы. Ее голубые глаза были закрыты в последний раз, чтобы никогда больше не танцевать от радости и света.
Трещина, которую ее отсутствие вырезало в моем сердце, была кровавой и незаживающей, и я знал, что ничто в этом мире не сможет заполнить ее снова.
— Ты была всем, чего я когда-либо хотел, — выдохнул я, проводя кончиками пальцев по холодным линиям ее лица. — И ты была слишком хороша для меня. Слишком хороша, чтобы это стало твоим концом.
Я обхватил ее лицо ладонями и приподнял ее подбородок, чтобы поцеловать, но в холодных пределах ее тела не было и проблеска девушки, которую я любил.
Слезы потекли из моих глаз по ее щекам, и я отстранился, сморгнув их. Если я поддамся этому приливу горя сейчас, то я знал, что никогда не закончу то, что должен был сделать.
Я отошел от нее, оставив свое сердце на ее попечение, и повернулся к столу, стоявшему под мерцающим зеркалом в другом конце комнаты.
— Брат? — В замешательстве спросил Джулиус, когда я зашагал через пространство, и моя грудь наполнилась твердой силой моей конечной цели.
Я воздвиг ледяную стену вокруг своего сердца, моя боль превратилась в ярость из-за несправедливости, совершенной по отношению к девушке, которая сияла яростью солнца, и ее близняшке, которая сияла силой луны.