Ковчег Лит. Том 1
Шрифт:
«А из тебя как будто да».
– Так я и не претендовал никогда. Для того чтобы ребенка сделать, баба нужна. А чтобы такую бабу найти, надо ее хотя бы искать. Замкнутый круг. – Лучевой поскреб вилкой по тарелке.
«Ну, раз бабы нет, суррогатное материнство для кого создали?»
– А с каких пор мы обсуждаем способы не для бедных? Ты бы мне заранее сказал, я бы встал и вышел, – он слизал собранный вилкой желток, оставив бледно-желтый след на щетине возле носа. Облизнулся. Не помогло.
Марк
«Варианты для бедных не включают в себя пакет услуг «дети». Доступно только премиум-аккаунтам с заработной платой от ста тысяч рублей в месяц».
Луч ухмыльнулся, пробежав глазами по строчкам, и вернул телефон.
– Марк. На улице хоть и лето почти, но бациллы там всякие, и грипп еще есть. – Лучевой, поставив обе тарелки на пыльный пол, прижал ладонь тыльной стороной ко лбу Марка. – Ты из дома, пока сто проц не выздоровеешь, не выходи.
«Когда Лерка придет?»
– Да задрал ты своей Леркой. Позвони и спроси у нее. Или напиши. Я-то откуда должен знать, припрется она к тебе или нет? – Лучевой поднял тарелки с пола и снова ушел греметь ими на кухне.
Горло саднило и немело, глаза, воспаленные и вечно-болящие, слезились.
«ВКонтакте».
«Мои Друзья».
«Валерия Еремина».
«Лер, ты где? Заскочишь сегодня ко мне, когда Луч уйдет? Я вроде уже почти не болею».
На кухне снова звон, мат, какие-то звуки.
«Маркуш, привет. Я тоже очень соскучилась, но сегодня никак, я же работаю;(Коплю нам на Мальдивы, когда ты поправишься».
«Я не люблю жару, Лер. И когда тебя долго нет – тоже не люблю».
Шум воды и снова грохот.
«В любом случае с тобой Луч. Вот с ним и развлекайтесь, а я не могу, говорила же».
Марк сжал улыбку в тонкую полоску. Острые уголки обветренной кожи впивались в ранки, губы пекло. Напечатать все, что думает о Луче как замене Лерки, он не успел.
«Все, мне пора, тут запара начинается. Целую в обе губки;*»
Лучевой снова сидел на кровати в своих пыльных носках. Полы не мешало бы помыть, только для этого пришлось бы встать и пробыть не-в-кровати дольше, чем для похода в туалет. Слишком сложно. Пусть лучше сидит в своих пыльных носках.
Лерка приходила давно. Сначала набросилась с поцелуями, как сумасшедшая, а потом что-то орать начала, а Марк – и рад бы, только голос к тому моменту все больше садился, горло драли недраные мартовские кошки. Она ушла тогда и больше не приходила.
«Луч, как думаешь, а у нас у всех уже заранее определены пары? Вторые половинки, настоящие любови и всякое такое? А то я не очень понимаю, как может у всех все начинаться одинаково – любовь до гроба, признания с соплями, а потом у кого-то пятьдесят лет брака, сто детей и пятьсот внуков, а у кого-то развод, дети повесились на форточке, а родители друг друга сжить пытаются».
Лучевой долго сидит, внимательно смотрит то на сообщение, то на Марка, то на телевизор. Сначала по инерции берется печатать ответ, а потом говорит:
– Тебя вообще поперло уже, да? Лерке своей сопли эти пускай. Это не любовь все, Марк. Инстинкты, гормоны, флюиды. Я для кого слова дня на холодос вешаю? Чтобы ты умнел, пока валяешься, а не деградировал. Жрать хочу, пиццу закажем?
«Хуиццу. Надоело тесто жрать целыми днями. Макароны, пиццы, булки и яйца. Фруктов хочу, сгоняй в магаз».
– А хуюктов ты не хочешь? Апрель сейчас, никаких фруктов еще нет, только яблоки искусственные.
«Хуюктами сам себя корми. Если нет денег ни на что, кроме яблок, не надо меня апрелем кормить. Иди купи яблоки».
– Марк, ты же понимаешь, что я не могу каждый раз спрашивать тебя, что случилось? – Лучевой снова в кедах завалился на кровать, ладонью сгребая волосы, сожженные летним солнцем и едкой краской, на затылок. Марк взял в руки телефон, чтобы ответить, но Луч остановил его, перебив. – И не спрашивай, почему. Потому что у тебя такое лицо, как будто всегда что-то случается. Я же так шизанутым стану с тобой и буду на улице до людей доебываться: «А чей-то ты грустный такой?»
Марк потер ледяными пальцами глаза и поморщился – болит. Луч затыкаться и не думал, зудел над ухом, взбивая кедами пыль с одеяла. Нужно его попросить, чтобы поменял белье, да и самому помыться не помешает – почти неделю не вставал из-за рецидива, выпаривал из тела всю жидкость, которую в него Луч почти две недели усердно заливал. В комнате, наверное, смердит, как во время эпидемии чумы.
– Я так разговаривать нормально научусь, пока ты молчишь. Уже целые монологи научился почти без запинки, – он ткнул носком кеда ногу в носке. – А то раньше только «епта бля» успеваю, а Марк уже «Письмо Татьяны» придумал и читает мне, где и как я не прав.
От сенсорной клавиатуры отлетают щелчки – звук не выключен. Долго печатал. Про Леру, про то, что она ему почти не пишет, не приходит, не отвечает на звонки. Про то, что видел ее последний раз в апреле, про то, что болеть надоело, а трахаться хочется, как в пятнадцать, а девушка его, кажется, откровенно сливает. Стер. Напечатал снова, гораздо быстрее.
«Может быть, все дело в непрекращающейся залупе?»
– Везет тебе, ты подумать можешь, прежде чем спиздануть, – Луч бросил мутный взгляд на экран, еле сфокусировался, долго щурился. Без линз. – Ты весь – сплошная залупа. Бескрайняя плоть.