Ковчег спасения
Шрифт:
– Нет! Ты ничего никому не должен!
– Я знаю: ты хотела понять и думала, что все поняла, но это совершенно за пределами твоих возможностей – представить, каково мне на самом деле.
– Капитан, прошу, не спеши! Давай поговорим. Если чувствуешь, что не можешь больше, не справляешься, так расскажи мне, поделись. Мы вместе что-нибудь придумаем.
Пушка закончила разворот. Ее раскрывшаяся цветком оконечность уставилась на темный корпус субсветовика.
– Илиа, время обсуждений давно прошло.
– Мы сможем! – выкрикнула она в отчаянии, не веря себе. – Мы найдем способ вернуть тебя, сделать нормальным человеком!
– Илиа, не говори чепухи. Случившееся со мной необратимо.
– Но мы придумаем, как облегчить твое существование, избавить тебя от страданий! Больше того, ты сможешь радоваться жизни, я обещаю! Капитан, мы сможем! Вместе добьемся чего угодно! Нужно только захотеть!
– Ты и правда ничего не понимаешь. Дело не в том, во что я превратился. Я больше не могу жить с тем, что совершил.
Пушка замерла, нацелившись точно в середину звездолета.
– Я знаю, что ты убил человека и завладел его телом, – ответила Вольева. – Это страшное злодеяние, Садзаки не заслуживал такой участи. Но разве ты не понимаешь, что уже расплатился за свое преступление? Садзаки умер дважды. Сперва погиб его разум в его же теле, потом его разум – в твоем. Вот оно, наказание, – и видит бог, оно очень суровое. Капитан, нет нужды снова искупать вину. Что сделано, то сделано. Ты тоже пострадал. Случившееся с тобой кто угодно сочтет достаточной расплатой. Да ты уже тысячу раз переплатил за содеянное!
– Но я помню, что сделал с ним. Хорошо помню.
– Конечно! Только это не значит, что нужно казнить себя!
Вольева глянула на браслет. Пушка разогревалась. Еще чуть-чуть – и придет в боевую готовность.
– Нужно, Илиа. Пойми, это не прихоть. Я принял решение очень давно. Тебе и не представить, как давно. Всегда, разговаривая с тобой, я преследовал одну цель – прекратить свое существование.
– Ты мог бы покончить с собой, пока я была на Ресургеме. Почему сейчас?
– Почему сейчас? – Капитан издал жуткий хрип, похожий на смех. – Ну разве не очевидно? Какой прок от правосудия, если ему нет свидетелей?
Браслет сообщил: орудие готово к стрельбе.
– Ты хочешь, чтобы я это видела?
– Конечно. Ты всегда была для меня особенной. Разговаривала со мной, когда я болел. Стала для меня лучшим другом. Ты сможешь понять.
– Но я тебя и сделала чудовищем!
– Твоей вины тут нет. Тогда это было необходимо. В самом деле, я нисколько не в обиде.
– Пожалуйста, остановись! Ты же погубишь не только себя.
Илиа понимала, что сейчас необходимо сказать самые правильные, самые проникновенные слова.
– Капитан, ты нам необходим. Нам нужны пушки, которые ты несешь в себе. Нужна твоя помощь в эвакуации Ресургема. Твоя смерть повлечет за собой гибель двухсот тысяч человек. Это будет новое преступление, страшнее всех прежних, – но искупить вину ты уже не сможешь.
– Прямой моей вины в гибели этих людей не будет.
– Капитан, умоляю, не делай этого!
– Илиа, отведи шаттл прочь. Не хочу, чтобы ты пострадала при взрыве. Я никогда не желал тебе зла, мне всего лишь нужно, чтобы ты стала свидетелем моей смерти. Верю, ты меня поймешь.
– Я уже понимаю тебя! Разве этого недостаточно?!
– Нет.
Орудие заработало. Выпущенный его жерлом луч оставался невидим, пока не коснулся обшивки. Рассеиваясь, он замерцал на вытекающем воздухе и частицах испаренной брони: метровой толщины лезвие, квинтэссенция всеразрушающей силы, пронзало тело корабля. В арсенале пушка номер тридцать три была не самой разрушительной, но обладала колоссальной дальнобойностью. Поэтому Вольева и выбрала ее для удара по ингибиторам.
Силовой луч прогрыз корабль насквозь и засветился в облаке пара и воздуха с другой стороны. Орудие начало разворачиваться, вспарывая корпус.
– Капитан!
– Извини, я не могу остановиться.
В голосе слышалась боль. Неудивительно, ведь нервы Бреннигена протянулись во все закоулки «Ностальгии по бесконечности». И этот луч для него словно скальпель, кромсающий руку.
Капитана не устраивала быстрая и безболезненная смерть. Она не искупит злодейство. Бренниген желал умереть медленно, корчась в жуткой агонии. Настоящая казнь – а рядом свидетель, способный рассмотреть мучения во всех подробностях.
Луч пропахал борозду в сотню метров. Капитан истекал жижами, исходил паром.
– Прекрати! Бога ради, остановись!
– Илиа, позволь мне закончить. Прости, пожалуйста…
– Я не позволю!
Триумвир не задумывалась. Если бы помедлила хоть мгновение, вряд ли собралась бы с духом и пошла на смертельный риск. Она была невысокого мнения о своей храбрости и уж точно не хотела жертвовать собой.
Илиа Вольева рванула шаттл к лучу, чтобы заслонить собой «Ностальгию по бесконечности».
– Нет! – воскликнул капитан.
Слишком поздно. Чтобы прекратить огонь, нужна секунда. И быстро орудие не развернешь.
Прицелилась триумвир неточно, шаттл лишь скользнул по лучу – но тот испарил всю правую половину суденышка. Одно мгновение свирепого буйства энергии – и броня, и внутренний каркас, и термоизоляция, и герметичная мембрана стали паром. Вольева успела заметить, что промазала, угодила не точно в центр пучка, – и поняла, что это не имеет значения.
Она все равно умрет.
Перед глазами все поплыло. В горле возник омертвляющий холод, словно туда залили жидкий гелий. Илиа попыталась вдохнуть, и ледяной кулак ударил в легкие. В груди словно родилась глыба гранитно-твердого льда. Внутренности замерзли мгновенно.