Ковчег спасения
Шрифт:
– Ты разочарован? – спросил Ремонтуар.
– Вовсе нет, я даже рад. Если проблема решается чересчур легко, я подозреваю ловушку.
– Несомненно, триумвир неглупа, что бы ни произошло с ее кораблем, – согласился Ремонтуар. – И ты все еще не веришь, что она пытается эвакуировать население Ресургема?
– Хотя сейчас больше причин этому верить, – добавила Фелка. – Мы же видели, как шаттлы курсируют между висящим на орбите транспортом и планетой.
– Но это все, что мы видели, – возразил старик.
– А транспорт делает рейсы между орбитой и звездолетом, – продолжала она. – Какие еще нужны доказательства?
– Это необязательно означает эвакуацию, – процедил Клавэйн сквозь зубы. – Что угодно может быть.
– Ну, так сочти, что она поступает наилучшим в данной ситуации образом, – посоветовала Фелка.
Клавэйн глянул на нее, надеясь, что злость не видна на его лице, не слышна в голосе.
– Она сама захотела драться. Мне от нее нужны только орудия.
– В дальней перспективе эти орудия ничего не изменят.
Теперь он не пытался скрыть гнев.
– Как прикажешь тебя понимать?
– Я имела в виду то, что сказала. Не больше и не меньше. Все, что здесь происходит и доводит тебя до белого каления, по большому счету ничего не значит и не меняет.
– Похоже, ты не сама до этого додумалась, а позаимствовала глубокую мысль у волка.
– Ты же знаешь, часть волка я принесла в себе с корабля Скади.
– Вот именно. И это значит, Фелка, что я не должен принимать во внимание сказанное тобой.
Она нырнула через проем люка в коридор, ведущий во внутренности корабля. Клавэйн хотел позвать ее, извиниться, но не смог издать ни звука.
– Клавэйн?
Он посмотрел на друга:
– Что, Рем?
– Через минуту первая ракета достигнет цели.
Антуанетта видела, как первая волна ракет мчится мимо «Буревестника», обгоняя его на тысячу километров в секунду. Волна включала четыре ракеты. Они обогнули «Буревестник» со всех сторон, мгновением позже сошлись впереди, линии выхлопов – будто сближающиеся прямые на рисунке с перспективой.
Спустя три минуты следующая волна прошла по левому борту, за нею, уже гораздо мощнее, – третья.
– Мать честная! – пробормотала девушка. – Мы же не просто играем в войну…
– Страшно? – спросил Ксавьер, втискиваясь в кресло по соседству.
– Не то слово.
Антуанетта уже побывала в трюме, осмотрела свирепую, до зубов вооруженную орду.
– Но это хорошо, – заметила девушка, – отец всегда говорил…
– Бойся, когда нечего бояться. Ну да, его коронная фраза.
– А на самом деле… – послышался вдруг голос.
Парень с девушкой глянули на панель управления.
– Корабль, что такое? – спросила Антуанетта.
– На самом деле это моя коронная фраза. Она понравилась вашему отцу, и он ее позаимствовал. Я это принял как похвалу.
– Лайл Меррик действительно такое говорил? – удивился Ксавьер.
– Да.
– Что, серьезно? – спросила Антуанетта.
– Серьезно, юная леди.
Последний рой болванок еще летел к «Ностальгии по бесконечности», а Клавэйн начал вторую фазу атаки. И снова никаких неожиданностей. Но это естественно для войны в космосе – там негде прятаться, почти невозможно замаскироваться. Нужно планировать, рассчитывать, надеяться, что враг не заметит расставленные тобой хитроумные ловушки. Но во всех других отношениях бой в космосе – игра абсолютно открытая. Оба противника могут спокойно предположить, что знают друг о друге все. И, как в шахматной партии, результат зачастую удается предугадать после нескольких первых ходов, в особенности если силы не равны.
Вольева отследила траектории ракет, запущенных с носителей, выведенных «Светом Зодиака». Ракеты сорок минут ускорялись с сотней g, затем ложились на баллистические траектории. Двигались они со скоростью почти в процент от световой. Опасно – но пока еще по зубам обороне «Ностальгии по бесконечности». Любой субсветовик безопасности ради снабжался системой уничтожения быстролетящих объектов, так что Вольевой пришлось лишь немного поработать, превращая противометеоритную защиту в полноценное оружие.
По сути, шла игра в числа. Каждая ракета или болванка занимала определенное число средств защиты. Могло возникнуть несколько угроз одновременно, и тогда Вольевой – а вернее, капитану, непосредственно занимавшемуся обороной, – придется нелегко.
Но такого не произошло. Вольева проанализировала траектории и выяснила: Клавэйн не пытается попасть. Хотя он мог прицелиться точнее. Пока ракеты не прекратили ускоряться, их траектории можно корректировать с учетом смещения «Ностальгии по бесконечности». Прямое попадание, пусть и без боеголовки, – и субсветовик разлетится на куски.
Но все запущенное имело лишь малый шанс поразить корабль триумвира. Оно летело в десятках километров, приблизительно одна из двадцати ракет взрывалась, миновав «Ностальгию». Анализ взрыва показывал, что это аннигиляция. Детонировали или остатки топлива, или боеголовки. Девятнадцать из двадцати ракет – пустышки.
При близком разрыве, конечно же, пострадает корпус. Пять выведенных артсистем – крепкие машины, за них тревожиться не стоит. Но аннигиляционная вспышка повредит средства защиты самого корабля. Можно не допустить близкого взрыва, но для этого придется израсходовать немало ресурсов. И по большей части, к сожалению, впустую: почти все летящее в сторону «Ностальгии» или не оснащено боеголовками, или минует ее.
Конечно, это еще не успех Клавэйна. И отнюдь не оригинальный трюк. Старик действует как по учебнику, он предпринял стандартную атаку насыщения, связывая защиту противника угрозами с малой вероятностью осуществления, но с высокой степенью ущерба. На это большого ума не надо – но именно так поступила бы и Вольева в сходных обстоятельствах. Следует, по меньшей мере, признать, что Клавэйн пока оправдывает ожидания.
Вольева решила дать ему еще один шанс, прежде чем покончить с развлечениями.