Ковчег завета
Шрифт:
До сих пор его манеры выглядели грубоватыми. Втянувшись же в разговор о Брюсе, он стал мягче, и постепенно мне стало ясно из его широких знаний, что он тщательно изучил жизнь шотландского исследователя. В ходе разговора он пригласил меня в другую комнату и показал несколько полок, заполненных старыми и таинственными книгами на многих языках.
— Это книги из личной библиотеки Брюса, — объяснил лорд. — Он был человеком широких интересов… У меня также хранятся его телескоп, квадрант и компас… Если хотите, могу показать вам их.
Пока суд да дело, обещанные мне четверть часа превратились в полтора. Завороженный энтузиазмом Элгина, я ухитрился так и не задать ему интересовавший меня вопрос.
— Господи, посмотрите сколько времени. Боюсь, вам придется уйти. Дела, знаете ли… Должен поехать сегодня вечером в горы. Может, вы сможете навестить меня в другой раз?
— Э… да, я бы очень хотел.
Граф поднялся на ноги, любезно улыбаясь. Я тоже встал, и мы обменялись рукопожатием. Я чувствовал себя неловко, но все же не желал уходить, не удовлетворив своего любопытства.
— Если не возражаете, — промямлил я, — есть еще одна вещь, о которой я непременно хотел спросить вас. Это связано с моей теорией мотивов, побудивших Брюса отправиться в Эфиопию. Вы случайно не знаете… э… ммм… Есть ли хоть какая-то возможность, какой-то шанс того, что Брюс был франкмасоном?
Элгин взглянул на меня несколько удивленно.
— Мой дорогой юноша, — ответил он. — Разумеется, он был масоном. И это было очень, просто очень важной частью его жизни.
Часть III
ЭФИОПИЯ, 1989–1990 ГОДЫ. ЛАБИРИНТ
Глава 8
В ЭФИОПИЮ
Во время моего визита в его поместье в Шотландии граф Элгин подтвердил мои догадки относительно Джеймса Брюса: исследователь действительно был франкмасоном (членом ложи Кэнонгейт Килуиннянг № 2 в городе Эдинбург).
Элгин также рассказал мне, что Брюс был очень увлечен «умозрительным» аспектом масонства в отличие от более прагматичного и мирского «ремесленного» масонства. Это означает, что он интересовался по преимуществу эзотерическими и оккультными традициями братства, включавшими традиции рыцарей-тамплиеров, о которых большинство современных масонов ничего не знает и которыми даже не интересуется.
Здесь следует добавить, что я никогда не думал, что все масоны имели доступ к наследию тамплиеров. Напротив, логично предположить, что такой доступ во все времена был ограничен очень немногими людьми.
Брюс же выглядел идеальным кандидатом для членства в этой привилегированной группе. С его широкими знаниями священного писания, его влечением ученого к таким мистическим трудам, как Книга Еноха, и его умозрительными учениями в рамках масонской системы, Брюс был именно таким человеком, который изучил бы предания тамплиеров о последнем пристанище ковчега завета.
Поэтому чувствовал после встречи с лордом Элгином я большую уверенность в том, что именно ковчег, а вовсе не Нил заманил шотландского авантюриста в Эфиопию в 1768 году. Его парадоксальная нечестность по ряду ключевых вопросов (парадоксальная потому, что обычно он был весьма правдивым) теперь обретала смысл, а его уклончивость и скрытность становились ясными. Может, я так никогда и не узнаю, какие тайны открыл Брюс на Абиссинском нагорье столько лет назад, но теперь по крайней мере я мог быть вполне уверен в его мотивах.
Уже летом 1989 года я впервые заподозрил, что Брюс мог быть масоном, но лишь в августе 1990 года я встретился с лордом Элгином. В этом временном промежутке, как сказано в предыдущей главе, я шел по «португальскому следу», который оставили члены ордена Христа, посетившие Эфиопию в XV и XVI веках.
Все раскопанные мною улики вроде бы указывали на продолжавшийся поиск ковчега — скрытое предприятие, привлекавшее путешественников из самых разных исторических периодов и различных стран к одной и той же возвышенной и вечной цели. Больше того, если таковое происходило в прошлые столетия, не могло ли это иметь место и в настоящем? Не искали ли и другие в Эфиопии ковчег, как искал его я? По ходу исследования я оставлял эти вопросы открытыми, накапливая досье на таких людей, как Джеймс Брюс и Кристофер да Гама. Даже без подстегивающей конкуренции мои находки весной и летом 1989 года убедили меня в том, что пришла пора вернуться в Эфиопию для проведения более подробной «полевой работы», которая дополнила бы то, что было до сих пор в основном интеллектуальным упражнением.
ТРУДНЫЕ ВРЕМЕНА
Я принял такое решение еще в июне 1989 года, но прошло несколько месяцев, прежде чем я наконец смог осуществить это. Почему? Да потому, что 19 мая того года в Аддис-Абебе произошел жестокий переворот, приведший в смятение всю Эфиопию.
Правительство президента Менгисту Хайле Мариама устояло, но заплатило за это высокую цену. После того как улеглась пыль сражений, были схвачены и арестованы сто семьдесят шесть, мятежных офицеров, в том числе не менее двадцати четырех генералов, включая командующего сухопутными силами и начальника оперативного управления генерального штаба. Аресту и суду предпочли самоубийство начальник генерального штаба Вооруженных сил и командующий ВВС. Еще одиннадцать генералов погибли в боях, а министр обороны был застрелен заговорщиками.
Последствия такой страшной кровавой бани еще долго будут преследовать Менгисту и его режим: обескровленный офицерский корпус практически утратил способность принятия решений по военным вопросам, и подобное состояние дел вскоре обернулось поражениями на поле боя. В самом деле, в месяцы, последовавшие за попыткой переворота, эфиопская армия потерпела ряд сокрушительных поражений, приведших к ее полному изгнанию из провинции Тиграи (которую ФНОТ объявил «освобожденной зоной»), а заодно и из большой части Эритреи (где ФНОЭ уже строил органы независимого государства). С угрожающей скоростью война распространялась и на другие районы, включая северо-восточную часть Волло, где в сентябре 1989 года был опустошен древний город Лалибела, и Гондэр, где была осаждена региональная столица.
Но самым худшим, по крайней мере с моей эгоистической точки зрения, была утрата правительством контроля над Аксумом. В самом деле, как отмечалось в главе 3, священный город был захвачен ФНОТ в конце 1988 года — за несколько месяцев до провалившегося путча. Я сначала надеялся, что все это носит временный характер. Когда же стали разворачиваться зловещие события второй половины 1989 года, я уже был готов к возможности того, что партизаны смогут удержать Аксум неопределенное долгое время.
Мне ничего не оставалось, как познакомиться с представителями ФНОТ в Лондоне и постараться заручиться их содействием, для того чтобы посетить районы, которые он теперь контролировал. Однако я еще не был готов к подобным хлопотам. Мои длительные связи с эфиопским правительством означали, что Фронт освобождения отнесется к моей просьбе с большим подозрением. Единственный возможный вариант, если я не воспользуюсь с умом своими картами, это решительный отказ в моей просьбе посетить Аксум. Откровенно говоря, меня больше заботила безопасность собственной шкуры, если они дадут мне разрешение: как известный друг ненавистного режима Менгисту не буду ли я во время долгого и опасного пути в Тиграи схвачен как шпион каким-нибудь местным партизанским командиром и расстрелян, несмотря на решение их представительства в Лондоне?