Ковчег
Шрифт:
«Тебе мячик доставать!» – Хана выбирала между моими братьями. Выпал Том, мой Том, любимый брат, который помогал смывать чёрную жижу с волос. Тому нравилась коса Ханы.
В Ковчеге забитые, тщательно запихнутые в укромные уголки воспоминания накрывали меня холодной волной. Карцер усилил эффект, я мёрзла, обижалась на прошлое и настоящее и желала всем оказаться на моём месте. Сама же отчаянно представляла другую жизнь в другом времени. Интересно, есть ли в действительности другие измерения? В какую стену биться, чтобы попасть туда? Я включила планшет, нашла заветную папку и перенеслась в жизнь Карен.
Оно
– Карен, вы счастливая женщина, ваш муж всегда с вами! – поддерживала меня Саманта.
Конечно, он со мной всегда. В Мираже. Его улыбающаяся физиономия то и дело всплывала в углу, пока я просматривала новости или фильм либо изучала информацию для экзамена «Идеальная Мать». Моя сиделка радостно сообщила, что от обязанности сдавать экзамен я освобождена. Я продолжала заниматься назло ей! Мне ведь необходимо стать идеальной мамой для идеальной девочки – Кассандры, так я решила назвать СВОЮ дочь. Не существо в моём животе, а маленькое чудо в розоватой жидкости под стеклом. Над ней уже потрудились корректоры. Несмотря на отредактированных родителей, природа в редких случаях умудрялась перетасовать хромосомы, как ей вздумывалось, допуская неприятные огрехи. Корректоры перестраховались, отбраковали слабые гены, заменили на здоровые. Мы повысили Кассандре способности к логике и вычислениям, заложили основу идеального слуха, чтобы она могла освоить любой музыкальный инструмент. Калеб настоял на большем объёме легких, высоком росте, умении видеть в темноте. Я выбрала голубые волосы, бирюзовые глаза и нежную перламутровую кожу. В своё время намучилась с золотым оттенком, что выбрали родители, да и алебастровая кожа Калеба потихоньку выходила из моды. Перламутр только замаячил на горизонте, я представила свою жемчужинку на пике популярности и уверенно обозначила запрос. Детка росла медленно, но при этом куда быстрее комка в животе, обследование которого назначили на следующий месяц.
– Минимум вмешательства, наша главная цель – естественность, – верещал доктор Пирс. Я искала ему замену, не могла простить того, как они с Самантой со мной обошлись. Но никто не хотел браться, в эксперименте участвовало несколько врачей, и пока ни на одного я не могла выйти. Усилий я не бросала, отмахивалась от постной мины Калеба в Мираже, искала дальше. Мне же ещё рожать… Страшное слово! Значит, нужен лучший.
– А
– Маме бы такую Саманту, – сказала я Карен и повернулась на бок, стукнувшись лбом об стенку. Зачитавшись, совсем забыла, что лежу в тесном карцере, устроиться поудобнее не получилось. – За четыре беременности мама потеряла десять зубов и большую часть волос. С отваром, может, была бы добрее.
Я говорила с Карен. Почти видела её. Худую, нет, подтянутую, с длинными ногами, гладкой кожей золотого цвета. Вот бы и в самом деле такую увидеть! С волосами блестящими, уложенными прядь к пряди, никогда не путающимися. Уверенную в себе. Не страдающую болями в пояснице, надсадным кашлем ближе к ночи. Живущую в доме, который убирает сам себя. И вдобавок обитающую в каком-то Мираже, выдуманной реальности, вырывающейся прямо из глаз, и показывает картинки, книги, людей. А я бы пригласила её к нам вниз показать трещины в земле, куда провалились здания, выжженные земли за густой колючей проволокой, что совсем не защищает от радиации, исходящей от земли, познакомить с женщинами, рожающими самостоятельно по три, четыре, пять детей и надеющимися избавиться от нескольких, чтобы прокормить оставшихся. Порой они рожали уродов, радиация играет генами куда круче природы! Я бы сказала: «Не ной! Поменяемся хоть сейчас. Ты нырнёшь в выгребную яму, я выберусь в твой чистенький мираж!»
На миг почудилось, что я в самом деле вижу Карен. Женщина с копной каштановых волос обернулась, выглянула из планшета, раскрыла красиво очерченные красные губы и сказала:
Я решилась на убийство. Ковырялась в Мираже в своей комнате, сидя на выдвижном подоконнике, заменяющем балкон, над своими обожаемыми гортензиями. Лепестки переливались на солнце, постепенно меняя оттенки от голубого к глубоко-розовому и так по кругу. Я потягивала смузи из шпината, время замедлилось, в животе что-то шевельнулось, словно рыбка изогнула хвост и ушла под воду. Мираж дёрнулся, новостные кадры сбились. Я барахталась в нагромождении информации, глаза горели. Дом отследил учащение пульса, сбой в Мираже, отправил сообщение об ошибке. Мираж отключился. Смузи стекал с маленького балкона на гортензии. Я оперлась о стену. И поняла, что жизнь сломалась вместе с Миражом. Оно шевельнулось! Кассандра уже три недели разминалась в искусственной матке. Оно же еле заметно булькнуло в животе. Напомнило о себе, воззвало к вниманию. Разрушило идиллию спокойного дня навсегда! До меня дошло: во мне живёт человек, которому никогда не стать частью общества. Я не смогу выводить её на лужайку у дома напротив Люсинды и её сыночка. Не смогу отдать в школу, её просто-напросто не возьмут, она будет отставать от детей, слабая и наверняка не отличающаяся интеллектом. Повзрослев, не сможет устроиться на работу по той же причине. Я останусь привязана к ней на всю её жизнь. Стандартные дети долго не живут. В худшем раскладе на всю мою жизнь…
Я не говорила с Калебом о брате, упомянула раз, и мы закрыли тему, потому что брат выбрал жить в Пятом районе. Дэвисы не могут быть связаны с кем-то из Пятого района. Но этого ребёнка… с ней жить только там. Отказаться от неё я не имею права, участие в эксперименте запрещает, значит, меня отправят вместе с ней… И Калеба, и мою драгоценную Кассандру.
Конец ознакомительного фрагмента.