Ковчег
Шрифт:
Сделав такой неутешительный вывод, Рогман продолжал смотреть, мысленными приказами оперируя видеокамерой «глаза».
В поле зрения наконец попал сам разлом.
Неизвестно, что стало с наружными воротами, но состояние внутренних не внушало оптимизма. Площадь двух исполинских створок составляла около сорока квадратных метров. Они были выполнены из прочной, толстой стали, особым образом закаленной и легированной, не подверженной коррозии и иным разрушениям, но неумолимое время нашло иную слабину в конструкции. Не сумев справиться с воротами, оно с присущей ему неторопливой неизбежностью
Два тысячелетия — огромный срок для любого, пусть даже самого совершенного механизма. Внутренняя рама не выдержала неторопливого бега времени — она покосилась, просев под весом многотонных створов, и в обшивке образовалась щель. Очевидно, тот же процесс нарушил герметизацию наружных ворот, и тогда воздух Ковчега под давлением ринулся наружу, усугубляя те разрушения, что причинило воротам время.
Теперь это выглядело приблизительно так: две плотно сомкнутые многотонные плиты накренились внутрь и заметно раскачивались под напором бьющего в них ветра. Щель между вывороченной рамой и стеной незначительно колебалась, то уменьшаясь, то увеличиваясь, но даже Рогман без каких-либо расчетов мог с уверенностью сказать: такое положение не сможет сохраняться долго, раскачивание массивных, многотонных плит приведет к тому, что они рухнут…
— Сколько у нас осталось времени, Кимпс?..
— От нескольких месяцев до года, — с готовностью ответила она. — Я произвожу постоянный подсчет истечения воздуха. Пока что задействованных выше регенераторов хватает, чтобы скомпенсировать потери до минимума, но если брешь расширится, то процесс потери атмосферы станет стремительным и необратимым.
Рогман впервые оказался поставлен перед лицом такой серьезной проблемы. Ему не хватало знаний, способностей, умения оперировать с непонятными терминами, в поисках выхода из катастрофической ситуации ему приходилось попутно вникать во множество неизвестных ему раньше понятий.
Он забыл обо всем. Даже процесс биореконструкции собственного тела уже не занимал его так, как раньше.
Та дыра, через которую истекал воздух Ковчега, зияла в его сознании.
Первым делом он попросил Кимпс отыскать по каналам мнемонической связи своего старого ушастого друга.
Их встреча в виртуальном пространстве Ковчега оказалась короткой и достаточно деловой.
Удивительно, но многие виды, которые самостоятельно эволюционировали на разрушенных временем и катастрофой палубах Ковчега, в первую очередь обрели способность к мнемоническому общению. Это была очень полезная мутация, позволившая диким на первый взгляд существам организовывать эффективные в смысле выживания сообщества.
Шестое чувство быстро прогрессировало. Пауки-симбионты показали удивительную способность находить свою добычу по телепатическим флюидам агонии, как иной зверь идет по запаху свежепролитой крови…
… — Ушастый, ты меня слышишь?!
— ИИРГ…
— Слушай внимательно, что я тебе скажу. — Рогмана немного обескураживала такая форма общения, но он сумел взять себя в руки. — Снизу идет беда. Весь твой род в опасности. Я знаю, что ты не выносишь солнечный свет, потому и вернулся вниз, когда меня забрал с собой Бриан…
— ААРИ!
— Верю, верю, ты слушай. Если вы не подниметесь наверх, то погибнете от холода. От вас утекает воздух, скоро в Сумеречной Зоне станет нечем дышать. Ты понял?!
— ИИРГ!..
— Веди свое племя вверх, отыщи там человека по имени Бриан. Он знает тебя, а ты знаешь его. Кимпс подружит вас окончательно. Помогай ему во всем, а я попытаюсь помочь всем нам!
В ответ он услышал не звук. Совершенно внезапно из сумрака соткались очертания остроносой мордочки нетопыря. Несколько секунд призрачное создание смотрело на Рогмана своими огромными глазами-блюдцами, а затем оскалило мордочку, высунуло язык, молниеносно лизнуло Рогмана в щеку и исчезло, растворилось, будто его никогда и не было…
Это уже становилось навязчивым наваждением…
Нетопырь давно исчез, а блайтер все еще не мог прийти в себя, ощущая его прикосновение…
Это казалось невозможным, нелогичным — Рогман уже успел усвоить, что в данный момент является лишь набором информационных байт на одном из бесчисленных электронных носителей Ковчега, так отчего же он тогда ощущает прикосновение шероховатого, теплого языка к своей щеке?
С данным аспектом виртуального существования ему еще предстояло разобраться… в будущем.
Время утекало с той же стремительностью, что и воздух.
Рогман бился в тенетах раскуроченного Мира, все явственнее понимая: он может лишь ненадолго отсрочить гибель всего живого, загнав популяции в несколько сохранившихся бункеров-убежищ. Там, в теснине замкнутого пространства, они проживут еще некоторое время… пока не вспыхнет с новой силой историческая вражда и те самые бункера не переполнит пролитая кровь.
Слишком многое в его планах строилось на логике, человеколюбии, терпимости — чертах, которые не присущи диким животным, да и разумным существам, по большей части, тоже.
Ковчег неизбежно, семимильными шагами двигался навстречу финалу своей тысячелетней агонии, и Рогман не мог ничего противопоставить этому процессу, кроме жалких потуг самопознания.
Ему даже не было позволено той малости, которая дана остальным существам, — он не мог уповать на Бога, потому что сам по своей сути был Бог.
Теперь он знал, что является единственным человеком на Ковчеге, рожденным по генетической программе экипажа. Его родители в момент катастрофы находились на нижних ярусах гигантского Мира. С ними был и новорожденный младенец, которому еще не успели дать имя.
Когда весь Мир вокруг внезапно сошел с ума и стены принялись валиться одна на другую, а ровные, прямые тоннели прямо на глазах перекручивались в гиблую, замысловатую спираль, его в суматохе всеобщей паники поместили под защиту низкотемпературной капсулы сна, которую потом замуровало обвалившимися обломками.
Две тысячи лет жизнь Рогмана едва теплилась под чутким, недреманным оком верной, но бездушной автоматики.
До тех пор, пока не рухнул участок обветшалой от времени стены, обнаружив проход в скрытое от посторонних глаз помещение.