Ковчег
Шрифт:
Человеко-птицы переглянулись.
— Чего это он? — спросил голубь, оперение которого было классически сизым.
Занудин нервно сглотнул. Опять! Сначала муха, а теперь эти голуби, похожие на мерзких гарпий… Померещиться не могло. Занудин действительно услышал человеческую речь, прозвучавшую громко и разборчиво, точно птицы находились не за закрытым окном, а сидели у него на закорках.
— Растерялся, — ухмыльнулся второй, светло-пепельного окраса.
— В штаны наложил, — секунду поразмыслив, поправил Сизый.
Пепельный со скрежетом заскользил вниз, но, помогая себе крыльями, удержался.
— Принял нас за обычных голубей, простофиля! — прогаркал он.
— Ха! Может, ему еще свежий масличный лист надо было в клюве принести — чтобы все как по Библии?!
— Фу, не напоминай мне об этой гнусной книжонке… — скривил и без того безобразную физиономию Пепельный. — Итак, что мы имеем? Похоже, кое-чего он на ус намотал и уже не кидается с места в карьер корчить из себя героя. А?
— Правильно делает, — прошипел Сизый и тоже заскользил вниз, неистово колотя хвостом и крыльями по густому ночному воздуху.
Занудин тяжело дышал и, упираясь руками в пол, продолжал хранить молчание. А что ему оставалось? Опять он в ловушке какого-то дикого сюрреализма, и откуда знать, во что это в очередной раз выльется. Уж лучше ничего, хорошенько не взвесив, не предпринимать, не поддаваться на провокации этих странных существ. Хотя с другой стороны… происходящее — не больше чем наваждение, вызванное психотропным воздействием вколотого Панками наркотика. Все это не-ре-аль-но и не может таить в себе серьезной угрозы! Хотелось бы думать…
— Погляди-ка, а не все так просто, — расхохотался Пепельный, обращаясь к Сизому. — Он таращится, принимая нас за очередной свой кошмар, в который можно поверить, а можно и нет. По желанию, ох-хо-хо! Он, видишь ли, решает, как ему поступить с нами! — Пепельный заскользил по подоконнику.
— Да-а, — протяжно ответил Сизый, раздувая ноздри, — довольно оскорбительно для нас, если он и впрямь так считает…
— Довольно оскорбительно?.. Это слабо сказано! Я вообще впервые сталкиваюсь с такой заносчивостью! Что этот человечишка о себе возомнил?!
— Может, он считает себя жутко глубоким метафизиком?
— Ах-ха-ха, — снова разразился хохотом Пепельный и злобно прищурился. — А знаешь… это все его проклятый советчик, с которым он встречается в снах! Маленький лежебока с большой головой! Вот кто пичкает его всей этой ересью! Вот кто его учит что делать, а чего не делать, открывает проходы туда, где этому слюнтяю не место!
У Занудина защемило сердце. Неужели кто-то может знать о существовании его ангела-хранителя?! И чем Мини-я, это чистое и безобидное порождение Занудинского мозга, мешает кому-то, будит такую ненависть? Однако Занудин понимал, что не задаст этих вопросов человеко-птицам. Нельзя говорить им ничего! Он не позволит причинить вред Занудину-маленькому…
А отвратительные создания тем временем продолжали язвить и запугивать Занудина.
— Слюнтяй думает, мы не доберемся до этого уродца из снов, которого он так боготворит! Потеха да и только! Ух-ху-ху! — сотрясался Пепельный.
— Как же меня раздражают эти глупые, непоследовательные в суждениях людишки, — поморщился в свою очередь Сизый. — Вот он, живой пример. Напряг все умственные силы, пытается отмахнуться от нас как от сумасбродной фантазии… но в ту же минуту поджилки трясутся за… Как он там его называет? Мини-я?
— Мини-я. Ангел-хранитель.
— Вот-вот, — осклабившись, продолжил Сизый. — Но если и мы, и его хранитель — нереальные фантазии… то по причине этой единородности разве нам не проще свести счеты в своем собственном иллюзорном мире?! И сможет ли кто-либо из живущих земной жизнью (да, умник, это я про тебя!) нам помешать?! Разве не такой напрашивается расклад?..
Пепельный одобрительно захрюкал, а у Занудина сперло дыхание и непроизвольно сжались кулаки.
— Нет! — подумав, объявил Сизый. — Это было бы слишком тривиально. Пускай все случится иначе — поинтересней, подраматичнее! Вот что мы сделаем. Мы обстряпаем дельце его же собственными каиновыми руками! Мы заста…
Человеко-птица не успела договорить. Не помнящий себя от пламенем вспыхнувшей ярости, Занудин вскочил на ноги и в одну секунду оказался у книжного шкафа. Схватив с полки самый увесистый том, который только попался под руку, Занудин что было сил запустил им в направлении окна. Стекло гулко задребезжало, но все-таки выдержало удар и осталось целым. Человеко-птицы — то ли напуганные, то ли в конце концов добившиеся чего хотели — одновременно соскользнули с подоконника в окутанную ночным мраком пустоту и больше не объявились.
Избавившись от ужасных птиц, Занудин вновь принялся блуждать по комнате, разбитый и полный недобрых предчувствий. О возвращении легкого восторженного состояния, которое нарушили незваные гости, можно было решительно забыть.
Даже выходки «аллегорической мухи» так чудовищно не подействовали на Занудина, как издевательства и угрозы этих дьявольских сущностей, нелепо принятых им поначалу за безобидных голубей, вестников мира… Впрочем, «аллегорической мухе» он был даже по-своему благодарен. Несмотря на показную резкость, ее нельзя было назвать ни подлой, ни жестокой. Благодаря ей Занудин получил возможность окунуться в мир погибшей сестры, облегчить душу и попрощаться с призраками горького прошлого. Как же он раньше не понимал, что ему и самому без чьей-либо подсказки следовало так поступить — предать отжившее забвению! Была бы только склонность к самоистязанию, а уж повод для чувства вины всегда отыщется. Может, и у человеко-птиц, этих странников низшего астрала, чей-то коварный замысел исполнявших, был подобный расчет?! Разве можно теперь оставаться спокойным за ангела-хранителя, о котором они все знают и затеяли против него что-то ужасное?..
Не успел Занудин перевести дух - вновь напомнила о себе назойливая комнатная муха. Взвинченный до предела, Занудин погнался за приставучим насекомым, чтобы поймать надоедину или прихлопнуть. Но муха, видимо, решила, что Занудин с ней играет… Еще ловчее принялась кружить она над суетящимся человеком, демонстрируя фигуры высшего пилотажа. Время от времени насекомое истребителем пикировало с высоты и щекотно врезалось то в веко, то в переносицу, то в раздраженно оттопыренную губу. Занудин выдохся и обреченно опустил руки по швам. В этот самый момент муха зашла в свое последнее устрашающее пике и с филигранной точностью влетела в его ухо…