Ковчег
Шрифт:
До комнаты оставались считанные шаги, но чтобы преодолеть это скромное расстояние, потребовалось упорство, граничащее с героизмом. Жизненные силы как из продырявленного сосуда вытекали из Занудина - ощущение пришло стихийно и не на шутку пугало. Занудина мутило. В жарком тумане вибрировали стены и потолок. Ноги подкашивались. С каждой секундой он чувствовал себя все слабее. Занудин торопился добраться до постели, чтобы заснуть. На час. На сутки. А может — навсегда!
— 3 —
Занудин заболел — и очень серьезно…
Потянулись аховые дни, каких не пожелаешь и злейшему врагу. С момента возвращения из «конференц-зала» Занудин ни разу не покинул своей комнаты, даже не открывал окна, чтобы ее проветрить, - фактически не поднимался с постели. Рези во всем теле, мигрени, эпилептические припадки, которых никогда раньше не было, доводили до безумия, до отчаянного желания конца… Временами отнимались ноги, кожа трескалась и облезала, а глаза распухали так, что больно было дотронуться, и казалось, еще чуть-чуть — полопаются переспелыми сливами. «Не могу больше, не вынесу! Лучше преставиться!» — ночами напролет стенал Занудин, но никто не приходил в его номер, какой бы шум он ни поднимал. На столике у изголовья Занудин каждое утро обнаруживал свежезаваренный чай и еду. Занудин не притрагивался к пище, та портилась, а потом на ее месте появлялась свежая. Это был настоятельный знак, что Занудин хоть и в опале, но под присмотром. И все же самое невыносимое - ни одного живого лица! Постоянные страх, боль и кошмары, которые видишь наяву… Занудин не знал, что с ним происходит. Оставаться на этом свете было сущим адом. Занудин постоянно вспоминал ангела-хранителя и уповал на его помощь. Даже теперь он не ждал спасения ни от кого кроме безвозвратно отнятого друга и наставника. Память словно огнем прожигали слова Занудина-маленького, произнесенные на прощание…
«Ты ведь хотел вернуться в Анфиладу Жизней?.. Если ты по-прежнему хочешь этого и намерения твои чисты — знай, у тебя все получится…»
«Уж не старуха ли с косой меня туда сопроводит?» — размышлял Занудин, замирая. И ошибался.
Анфилада действительно явилась ему в одну из этих мучительных ночей, но записывать себя в покойники было рано. Провалившись в сон, Занудин каким-то образом понял, что он вернулся!.. Он не встретил в анфиладе Абрикоса, но самое главное — ему и не требовались больше поводыри. Занудин ВИДЕЛ сам!
С чувством трепета и безграничной благодарности вновь бродил Занудин по нескончаемому ряду удивительных комнат. И только одна на этот раз привлекла его внимание. Занудин не мог не почувствовать, что это особая для него комната - и замедлил шаг.
«Эту комнату я творил последней! — осенило Занудина, хотя неожиданная догадка вряд ли могла быть подкреплена каким-то вразумительным объяснением. — Только вот… много же я напортачил в ней, чудак и неумеха… Пусть будет стыдно, если понятие стыда здесь уместно. И пусть никогда Уроки не проходят даром! Мы сами придумываем эти Уроки для себя. Зачем? Хороший вопрос. Чтобы учиться Счастью, чтобы учиться радости Вечности…»
!!Вспышка!!
* * *
…И непроглядный мрак рассеяли прямоугольники ослепительного света на потолке…
…Женщина в белом халате поднимает и раскачивает Занудина на розовых мясистых руках…
…«Совсем даже не плачет, — оповестил и расплылся в улыбке ее полногубый рот, показавшийся Занудину огромным, — вот ведь…»
…«Такой страшненький…» — произносит другой женский голос где-то позади… смущенный и слабый…
…Занудин вдруг понимает, кому он принадлежит… это голос его матери…
…«Ваш первый?» — спрашивает «огромный рот»…
…«Да», — еле слышно звучит ответ…
…«Вы так говорите, будто должны быть еще!» — громче и по-наигранному капризно добавляет мать, точно спохватившись…
…Обе женщины разнотонально смеются…
* * *
…Занудин сидит на чьих-то коленях…
…Он болтает ногами и лепечет…
…Вокруг много зелени…
…Лохматый ком подскакивает из ниоткуда и с визгом тыкается в лицо…
…Лоб, нос, щеки Занудина становятся мокрыми…
…Страшно…
…Занудин кричит от ужаса…
…«Уберите Джека! Он боится собак!» — говорит кто-то…
…У Занудина истерика…
…Его спускают вниз и пытаются успокоить, но Занудин ревет все громче и громче…
* * *
…Занудин забился в угол манежа…
…Деревянная решетка до боли врезалась в спину, но он не решается шелохнуться…
…Комната пуста…
…Родители, верно, куда-то ушли, и в квартире долгое время не слышно голосов…
…Занудину не по себе…
…Комната пуста, и все же в комнате он НЕ ОДИН…
…По стенам, почти сливаясь с цветастым полотном обоев, скользят «живые тени»…
…Это БЕСТЕЛЕСНЫЕ СУЩНОСТИ, но Занудин их ВИДИТ…
…Иногда они отделяются от стены и бесцельно снуют по комнате…
…Они не выказывают ни желаний, ни эмоций… только хаотично движутся, ни в чем не встречая препятствия…
…Занудин ни капли не знает об их своеобразной жизни, об их мире…
…Они пугают Занудина — но это страх немого любопытства, страх соприкосновения с непознанным…
…Собака была страшнее… точно…
Пройдет не так уж много времени — и Занудин разучится видеть этих гостей из потустороннего мира. Он узнает о них как о нежити, элементариях, домовых. Но уделом им станут сказки, в которые «здравомыслящий» человек не верит. Только чистое и неразумное детское восприятие способно урвать частичку знания о других мирах. Сохранить, к сожалению, не умеет… Сознание Занудина станет рациональным, память — избирательной. Мир поневоле будет восприниматься таким, каким воспринимает его окружающее большинство людей.
* * *
…Занудин все время падает, но его вновь поднимают на ноги и заставляют идти…
…Все вокруг мигает и вертится… не ясно, куда смотреть…
…Занудину больше нравится ползать… а так ему неудобно…
…Он знает, что если начнет кричать — от него отстанут…
…Занудин не любит шум, и его считают спокойным ребенком…
…Но чтобы его поняли, он должен кричать…
…Как все странно…
…Занудин снова падает и ревет…