Ковен
Шрифт:
— Вряд ли мы можем считать Ковенант живым, — возразил я, глядя на то, как слегка приоткрылся ее рот, когда она улыбнулась. Сильный изгиб ее губ был манящим, притягивая мой взгляд к их розовому цвету при каждом движении.
— Я говорила не о них, — пробормотала она, прикусив губу, словно почувствовав жар моего взгляда.
Неверие захлестнуло меня, заставив вновь обратить внимание на эти странные, несовпадающие глаза.
— А чему тебя учила твоя мать, когда рассказывала о Шарлотте Гекате?
Ведьма,
Эта ошибка дорого обошлась ей, когда они оторвали плоть от ее костей и похоронили. Где-то в садах была похоронена ее плоть, не способная гнить благодаря дарованному ей бессмертию.
Ее дух и магия продолжали жить в костях, переданных потомкам. Именно поэтому хранительница костей, избранница рода Гекаты, оберегала их своей жизнью. Именно поэтому ее родственники делали все возможное, чтобы защитить ее, когда другие дома были охвачены соперничеством.
— Она не умерла, — сказала она, и торжественность в ее голосе сказала мне, что она знает, что это не было благословением. Она провела целую вечность, не имея возможности исцелить себя; ее тело разделилось и рассыпалось. Кости пальцев, оставшиеся в мешочке, который несла с собой линия Гекаты, были лишь ее фрагментом, и даже эти кости не могли позволить ей быть со своей семьей в смерти.
Это было жестоко, возможно, это было самое отвратительное из деяний, совершенных Ковенантом в жажде власти.
— Ты не Шарлотта Геката, Ведьмочка, — сказал я.
Предупреждение повисло между нами, оставшись невысказанным. Не было смысла напоминать ей, что она не должна стремиться быть похожей на ведьму, которая бесконечно страдала.
— Нет, — сказала она, наклоняясь вперед.
Я крепче сжал ее запястье и почувствовал, как ее пальцы сгибаются под силой моей хватки, когда она оттолкнула его в сторону и откинула голову назад, глядя на меня сверху. Я наклонился к ней, встретившись с ней взглядом, привлеченный озорным блеском в этом взгляде. Ее язык слегка пробежался по нижним зубам, когда она замерла на расстоянии вдоха от моего рта.
— Но я достаточно дерзка, чтобы заключить сделку с дьяволом, как это сделала она.
От ее слов у меня по спине пробежал холодок, я понял, что эта юная особа не имеет ни малейшего представления о том, с чем она имеет дело. Какой ужас эти слова и это обещание могут навлечь на ее жизнь. Я не шевелился, когда она прикоснулась своими губами к моим, и слегка рассмеялся, когда ее запах заполнил мои легкие.
— Тебя очень легко соблазнить для того, кто обладает таким терпением, — сказала она, и мои глаза закрылись, когда ее мурлыканье, казалось, погрузилось внутрь меня.
Как сирена, зовущая меня к морю, в этом шуме было что-то неестественное. В голосе, который больше походил на песню,
— Терпение не имеет к нам никакого отношения.
Она подняла руку в тот же момент, что и я, и прикоснулась открытой ладонью к моей шее. Тепло ее кожи было подобно клейму, процветающему и живому так, как никогда не было у моего Сосуда.
Прошла целая вечность с тех пор, как я ощущал это тепло внутри себя, с тех пор, как тепло любого из партнеров в постели, казалось, проникало в холод моей плоти.
Но одно ее прикосновение и мои глаза закрылись.
Она прижалась губами к моим, и я почувствовал самый легкий поцелуй в своей жизни. Я чувствовал ее прикосновение до самых пальцев ног, как будто она могла вдохнуть в меня жизнь, в то время как та, кто создала это тело, отвечала за мертвых.
Если Шарлотта Геката была самой смертью, то Уиллоу Мадизза ощущалась как жизнь.
Она отстранилась на достаточное расстояние, когда ей показалось, что я превратился в желе в ее руках. Мои глаза медленно открылись, и я уставился в ее глаза, которые, как мне показалось, она так и не удосужилась закрыть.
— Никаких нас нет, — сказала она, ее голос был самым мягким из шепотов. В этом шепоте жило что-то жестокое, резкие нотки намекали на отказ, который я дал ей раньше.
Я запустил руку в ее волосы, схватил их и откинул ее голову назад, обнажив клыки от внезапного изменения ее выражения лица.
— Похоже, что так и есть, — прорычал я, подаваясь вперед, пока она не почувствовала, как мой член упирается в брюки.
Она вздрогнула, вырвавшийся вздох вырвался из нее, когда она подняла на меня глаза.
— Я не игрушка. Зачем мне довольствоваться лишь обрывками твоего внимания, если другой стоит на коленях и готов дать мне все, что я попрошу, лишь сказав одно слово? — спросила она, но ее тело качнулось вперед, толкаясь на мои прикосновения, а не отстраняясь от них.
— Тогда почему ты здесь? — спросил я, откинув ее голову в сторону, чтобы наклониться вперед и провести губами по ее горлу. Она вздрогнула, и я улыбнулся, позволяя ей почувствовать давление моих клыков.
— Чтобы показать тебе, что именно он может получить, а ты нет. Чтобы, когда ты в следующий раз придешь в мою комнату, когда я буду спать, ты хотя бы засомневался, прежде чем решишь притвориться, что я тебе не нужна на следующий день, — сказала она.
Каждая косточка в моем теле замерла.
Я отпрянул, удивленно глядя на нее.
— Ты спала, — сказал я, даже не пытаясь притвориться, что не понимаю, о чем она говорит. В ее словах и в том, как она их произнесла, была уверенность, и я понял, что она не сомневается в том, что я был там.
— Спала, — согласилась она, не предлагая больше никакой информации, пока я изучал ее настороженный взгляд. — Но это не значит, что я не почувствовала твой запах, когда проснулась. Розы подтвердили то, что я уже подозревала.