Ковер царя Соломона
Шрифт:
С конца семидесятых годов двадцатого века Доклендское легкое метро отделилось от основного метрополитена и стало обслуживать восточный берег Темзы.
Около одиннадцати Алиса вместе со скрипкой была на станции «Грин-парк». Она сразу же нашла Тома Мюррея, благодаря звукам флейты, донесшимся до нее еще на эскалаторе.
– Я думал, ты уже не придешь, – улыбнулся флейтист.
– Я и сама так думала, – ответила молодая женщина. – Собиралась вернуться туда, откуда пришла.
Том пытливо посмотрел на нее, но, так и не дождавшись продолжения, представил
– Все вечно куда-то уезжают, – пожаловался Мюррей.
– Боюсь, я тоже скоро уеду, – вздохнула скрипачка. – Мне придется. Не могу больше оставаться в этой помойке.
Том запел, и они стали аккомпанировать ему. Алиса посоветовала новому другу спеть серенаду из «Дона Жуана» Моцарта. У них не было мандолины, но гитара Олли отлично ее заменила. Мюррей пел, умоляя возлюбленную не быть жестокой, подойти к окну и позволить ему взглянуть на нее. При этом он смотрел на Алису, а не на слушателей.
Ей было немного неловко, но окружающим спектакль явно понравился. Целый водопад монет хлынул в гитарный чехол, и среди них были даже фунтовые. Алиса была невысокого мнения о собственном голосе – неустойчивом сопрано, но когда Том предложил спеть дуэт Дона Жуана и Церлины, согласилась. На словах «L`a ci darem la mano» [10] флейтист протянул ей руку, но его партнерша сделала вид, что не заметила этого. Все яростно захлопали. Олли собрал деньги. Вышло около пятнадцати фунтов.
10
Там мы дадим друг другу руки (итал.).
– Мы обычно приносим поесть с собой и отправляемся перекусить в парк, – сказал Мюррей, – но сегодня решили пойти вместе с тобой в кафе.
– Вы же думали, что я не приду, – удивилась скрипачка.
– Шансы были пятьдесят на пятьдесят. Но я надеялся.
Они отправились в закусочную, наподобие той, в которой когда-то работал сам Том. Играя в метро, он зарабатывал достаточно, чтобы позволить себе бросить подобную работу. Алиса подумала, что жить так, как они, означает жить одним днем. Сама она не работала ни дня, ее всем обеспечивал муж. Когда принесли кофе, Том рассказал ей о «Школе Кембридж» и предложил туда переселиться.
– Школа? – переспросила удивленная женщина.
– Там когда-то была школа, – пояснил ее собеседник. – Сейчас это просто дом, в котором сдаются комнаты, причем очень дешево. Олли уезжает, и одна комната освобождается. Я поговорил с хозяином, он совершенно не против, чтобы ты заняла кабинет директора.
– Интересный будет адрес! – рассмеялась Алиса.
– Скажи, что ты согласна.
– Не приставай к ней, – одернул приятеля Олли. – Пусть сама решит. Сначала она должна посмотреть.
– Ну, конечно, она все посмотрит, мы поедем туда прямо сейчас.
Кабинет директора находился на втором этаже, рядом с помещением четвертого класса. Пока они ехали в метро, Алиса несколько раз поймала восхищенный взгляд Тома. У нее никак не выходило из головы то, как он протягивал ей руку во время исполнения арии.
Том настоял на том, чтобы поехать с ней на Стретхэм-стрит и помочь перевезти чемодан и пальто. На обратном пути он рассказал о себе и показал свою искалеченную левую руку. На взгляд Алисы, рука выглядела точно так же, как и правая, за исключением того, что сустав мизинца был чуть увеличен, а сам палец не так хорошо гнулся.
– По-моему, твоя бабушка права, – сказала она. – Ты должен вернуться в университет.
– И ты туда же?
– Это то, ради чего я приехала в Лондон, – хочу продолжить обучение, собираюсь перебраться в Брюссель, там лучше всего. У нас, к сожалению, нет государственной музыкальной консерватории, а должна бы быть.
– В один прекрасный день я вернусь в университет. Когда? Решу сам. Нужно будет платить за обучение, но я справлюсь. Только торопиться мне некуда.
Скрипачка согласно кивала, не особенно прислушиваясь к тому, что он говорил. Алису пугало ожидавшее ее одиночество в кабинете директора «Школы». Как пить дать, она опять начнет анализировать случившееся. В первый раз после побега женщина осознала, что родила всего месяц назад – ей даже почудилась тянущая боль там, где были наложены швы. Она чувствовала усталость, и все ее тело ныло – возможно, потому, что пришлось несколько часов простоять на ногах, а потом долго идти пешком. Если бы Алиса была одна, она, наверное, заплакала бы.
Ей совершенно не улыбалось, чтобы Том взял ее под опеку и начал думать о ней как о собственном приобретении. Он сказал, что они увидятся позже, что Алиса просто обязана пообедать с ним в его комнате и что он только принесет бутылку вина, после чего ушел. Она осталась одна.
Пытаясь отвлечься от мыслей, молодая женщина начала разглядывать свое новое жилище. В нем не было ничего, говорящего о том, что это – кабинет директора школы, который, наверное, беседовал здесь с отстающими ученицами и награждал отличниц. Не было письменного стола, зато стояла большая кровать, застланная какими-то сомнительного вида простынями, а также кресло, столик и шкаф. Окно выходило на железнодорожные пути, по которым то и дело проносились поезда подземки и вагоны легкого метро или электрички, отправляющиеся в Чилтернс. Скрипачка вспомнила, что в большом холле, который здесь называли вестибюлем, заметила телефон.
В голове была пустота. Алиса села на кровать, и вдруг осознание реальной жизни обрушилось на нее, заполнив этот вакуум. Она вспомнила, что с сегодняшнего дня у Майка начинается отпуск. Наверняка сейчас он вместе с Кэтрин сидит у своей матери. Они разговаривают о ней, об Алисе. О чем же другом им сейчас говорить? Рассуждают о том, что она точно спятила и ее поведение совершенно недопустимо. Свекровь обязательно добавит, что ее невестка не только сумасшедшая, но и безнравственная. А потом они позвонят ее родителям и расскажут им все – если, конечно, уже этого не сделали.