Ковер царя Соломона
Шрифт:
– Конечно, есть ведь еще и его мать, – сообразила разумная миссис Бинч-Палмер. – Но сам Джарвис сделан из другого теста: он вряд ли вообще что-то заметит. Вечно витает в облаках, точнее, в своих туннелях.
– Мне никогда не нравился этот дом, эта «Школа», как они ее зовут. Нужно было снести здание сразу после того, как умер мой брат. Тебе не кажется, что насильственная смерть оставляет в доме некий энергетический отпечаток? То самое, что люди принимают за привидения?
– Нет, не кажется, – покачала головой Дафна.
– Что ж, может быть, ты и права. Но мне там всегда становится не по себе. Так и мерещится, что кто-нибудь вдруг распахнет дверь и
– И этим кем-то непременно будут Джаспер или Бьенвида, – рассмеялась миссис Бинч-Палмер.
– Ну, не люблю я туда ходить, – продолжала Сесилия, – в особенности из-за того колокола. Ты не думаешь, что моей племяннице следовало бы снять его? Сам-то Джарвис ничем не интересуется, кроме своих поездов, но Элси я не могу понять. И еще. Даже из моего дома слышно, как грохочут эти поезда, а «Школа» прямо-таки трясется от них. Похоже на землетрясение, как я его себе представляю.
Тем не менее миссис Дарн продолжила регулярно ходить в ненавистный дом, бывая там даже чаще, чем навещала Дафну в Уиллсдене. Отправляясь за покупками в Вест-Энд-лейн, нужно было миновать «Школу» и железнодорожный мост. Короче говоря, Сесилия проходила мимо «Школы» сотни раз и сотни раз туда заходила, но так и не смогла избавиться от чувства отвращения к дому. Миссис Дарн казалось, что другие прохожие не обращают внимания на колокол, висящий в тени колокольни и скрытый за невысокими колоннами, поддерживающими ее крышу. Снизу он выглядел как чуть более светлое пятно на темном фоне. Пожилая женщина напоминала себе, что если не поднимать глаз и не смотреть на колокол, то можно вообще избавиться от привычки думать о нем, но все-таки каждый раз упорно искала взглядом колокольню.
В тот раз Сесилия, шагая через кварталы, навсегда оставшиеся для нее «новыми домами», заметила Джаспера, шмыгнувшего с тремя мальчиками его возраста в переулок, ведущий к железнодорожному мосту. Девятилетний Джаспер был широкоплечим темноволосым крепышом, притом довольно хорошеньким. Его карие глаза отливали странным фиолетовым цветом.
С точки зрения миссис Дарн, то, что этот ребенок настолько не походил на своих родителей, было лишь странной игрой природы. Ничего другого ей в голову не приходило. С присущей ей добродетельностью бабушка принялась размышлять о том, как это мило, что у внука есть товарищи его возраста, с которыми он может поиграть во время каникул, а то, когда он жил с Тиной в том кошмарном блочном доме в Уолворте, об этом не могло быть и речи. Она предавалась таким размышлениям, пока не поравнялась с просветом в ограде, где прежде были ворота «Школы», и ее взгляд неудержимо не потянуло вверх, к колоколу. Должно быть, именно школьный колокол надоумил ее, что каникулы еще не начались. Почему же Джаспер не на занятиях?
Сесилия собиралась уже войти в дом, когда дверь его распахнулась, и на пороге показалась та самая Алиса, с которой они вместе слышали звук взрыва. Квартирантка Джарвиса была одной из самых красивых женщин, которых когда-либо встречала миссис Дарн. Она напоминала ей портрет Марии Замбако кисти Берн-Джонса, любимой картины ее отца, висевшей в холле их дома в Хендоне. Она досталась Эвелине еще в те времена, когда картины этого художника стоили сущие гроши, и один только бог знает, что сестра с ней сделала. У Алисы была такая же лебединая шея, грациозная фигурка и мягкие полные губы, как у женщины на портрете, только волосы были не рыжими, а каштановыми.
– Здравствуйте, я только загляну в комнату Тины, – сказала она Алисе.
Сейчас в «Школе» было куда чище, чем во времена, когда там
В коридоре ей навстречу попался мужчина, который вечно вонял каким-то гнилым мясом. Сесилия отлично помнила дни, когда холодильники еще считались роскошью – у них дома он появился только в 1952 году. В те годы она, как сейчас, ощущала запах куска мяса, если его неосмотрительно покупали в пятницу для воскресного обеда. Так вот, этот мужчина пах именно так. Он сказал ей: «Привет», и миссис Дарн пожелала ему доброго утра, подумав, не болеет ли он чем-нибудь опасным.
Она постучала в дверь Тины. Было десять минут первого. Сесилия всегда старалась заходить к дочери уже после полудня, так как не хотела видеть ее в постели. Заставая Тину спящей, миссис Дарн ни словом, ни жестом не выказывала недовольства, а просто присаживалась к ней на кровать и несколько минут болтала о пустяках, как будто они вдвоем сидели на диване. Если же Тина была уже на ногах, то она воображала, что дочь – совершенно нормальный человек, а она сама – хорошая мать.
Сегодня, к ее удовольствию, Тина не только проснулась, но даже хлопотала по хозяйству. На старой грязной кухне, стены которой были выкрашены еще при Эрнесте и Элизабет в далеком 1926 году, она стряпала торт ко дню рождения Бьенвиды. Миссис Дарн на такой кухне не позволила бы себе даже очистить картофелину. Впрочем, она ни за что не призналась бы в подобных мыслях. Сесилия не удивилась бы, увидев дочь в джинсах, свитере или футболке, но сегодня поверх них на ней был лоскутный фартучек, один из тех, которые шила сама миссис Дарн и дарила девушке, в надежде, что та когда-нибудь ими воспользуется. Это зрелище доставило ей огромную радость.
Работало радио. Исполнялось там что-то совершенно непонятное: скорее, это напоминало не песню, а какие-то вопли. Еще откуда-то сверху доносилась музыка – похоже, играли на скрипке. Из подвала время от времени слышались удары молотка. Как только гостья села, то сразу же почувствовала «землетрясение» – прошел поезд.
– Ты куда сейчас? – спросила Тина, дотронувшись испачканными в муке пальцами до рукава Сесилии.
– Мы с Дафной обедаем в «Эвансе», – ответила ее мать, превозмогая стыд при упоминании имени подруги.
– Господи, вы до сих пор туда ходите? А помнишь, когда я была маленькой и мы с тобой пошли туда, меня стошнило в лифте?
Сесилия помнила. Слово «маленькая» навело ее на мысль о внуке. Навещая Тину, она всегда старалась формулировать свои вопросы так, чтобы они не выглядели вопросами.
– Наверное, Джаспер был немного бледен сегодня утром, и ты на всякий случай не отправила его в школу, – сказала она небрежно. – Что же, я рада, что он почувствовал себя лучше и смог отправиться погулять с друзьями.