Ковпак
Шрифт:
Карпенко и группа его бойцов были разведчиками бригады А. И. Родимцева, которая в конце лета дала жестокий бой гитлеровцам в Голосеевском лесу на подступах к Киеву. Карпенко и другой сержант, Андрей Калинович Цымбал, со своими бойцами оказались отрезанными. Пробираясь к фронту, они попали в Спадщанский лес.
Вскоре группа Коренева нашлась, и все стало на свои места. Отряд начал свое существование. Но вначале Ковпак счел нужным собрать всех и обратиться к ним с речью, поводом послужило то, что один человек, оказавшийся в лесу по недоразумению, сам ушел домой, убоявшись борьбы. Сидор Артемьевич, глядя
— Я никого не держу! Никого, понятно? Мы сами пришли сюда — сами и уйдем, когда понадобится. Сей час мы уже солдаты, а что это такое, знает любой из нас. Повторять не буду. Любому понятно: пришел в лес — значит, принял присягу стоять до конца. Ушел из леса самовольно — значит, растоптал присягу. Стало быть, сам себя на смерть осудил. Так что спрашиваю: кто раздумал и хочет домой? — выждал с минуту и закончил: — Значит, никого? Что ж, все правильно.
Тон, каким Ковпак произнес эти слова, и сами они, и вид командира — суровый, решительный, властный — произвели на бойцов неизгладимое впечатление.
А Сидор Артемьевич продолжал:
— …Помните, не забывайте, други: мы воюем насмерть! Или мы — их, или они — нас. Середины нет и быть не может. Будьте же ко всему готовы, хлопцы!
22 сентября Сидор Ковпак отдал по отряду приказ № 1. Насчитывалось на это число в отряде сорок два человека. Вооружение: 36 винтовок, 6 автоматов, по 20 патронов на винтовку, по неполному диску на автомат, 8 гранат. Взрывчатки много, но — без детонаторов. Начальником штаба стал Курс, помощником командира — Коренев (за пышную белоснежную бороду и несходящий румянец немедленно получивший прозвище Деда Мороза). Бойцы разбиты на две оперативные группы, кроме того, образованы группы минеров и разведчиков. Командирами назначены соответственно Карпенко, Васильев, Юхновец и Попов.
Смысл этого первого ковпаковского приказа, его значение очень велики. Отряд тем самым буквально с первых дней своего существования становился четко организованной воинской единицей, имеющей продуманную структуру, авторитетных командиров, определенный уклад жизни, наилучшим образом отвечающий условиям вооруженной борьбы в тылу врага. Каждый знал свое дело, свое место, свои обязанности. Опыт, армейская дисциплина, солдатская квалификация пришлых оказались очень кстати для вчера еще вполне штатских соратников путивльского председателя. Как известно, и тогда, и позднее такой сплав: партизаны и армейцы-кадровики — был решающей силой партизанского движения. Руководство им становилось квалифицированным, профессионально грамотным. Теперь можно было и начинать воевать.
А с чего начинать? Решили: с диверсий на дорогах района. Большее пока не по силам. Но тут столкнулись с трудностью — аммоналом отряд обладал во вполне достаточном количестве, но, как уже говорилось, не было взрывателей. Нужно было срочно найти какой-то выход, и он нашелся. Разведчики обнаружили поблизости минное поле, оставленное при отступлении Красной Армией, но еще не разминированное гитлеровцами. Нужно было их опередить…
За дело взялся один из самых опытных минеров отряда, он же начальник штаба, Николай Михайлович Курс, в прошлом командир, работавший перед войной директором средней школы.
Курс ушел на поле, начиненное смертью, снял одну мину, принес ее в лагерь, разобрался в ее хитром устройстве и объяснил его другим. Теперь во взрывчатке недостатка не было, и партизаны принялись за диверсии. Под командованием Георгия Михайловича Юхновца каждую ночь они выходили на дороги. Результаты их работы «докладывали» о себе сами: тяжелыми взрывами, доносившимися до лагеря то с одной, то с другой стороны. Взлетали на воздух грузовые и легковые машины врага, мотоциклы, обозные подводы.
Сфера действий отряда расширялась непрерывно: в этом был у Ковпака определенный расчет. Сидор Артемьевич, охватывая дерзкими диверсиями пути сообщений гитлеровцев по всему району, преследовал две важные цели: стремился нанести фашистам как можно больший урон и дать знать населению, тысячам советских людей, что оккупантов можно и должно бить! Бить смертным боем, причем не завтра, не послезавтра, не «потом», а именно сегодня, немедля.
На деле так оно и выходило. Об отряде из Спадщанского леса узнала вся округа, к отряду приходили и поодиночке, и целыми группами. Шесть человек с пулеметом привели районный прокурор Василий Порфирьевич Кочемазов и председатель райисполкома Федор Ермолаевич Канивец. На другой день пришел воргольский партизанский отряд во главе с председателем колхоза «Вольный край» Степаном Федоровичем Кириленко. В его составе оказалась комсомолка Дина Маевская, ставшая первым врачом отряда.
Однако, как и следовало ожидать (Сидор Артемьевич и ожидал), Спадщанский лес притягивал к себе не только новых партизан. 28 сентября разведчики задержали неизвестного человека, на допросе в штабе он сознался, что подослан немецким командованием, чтобы установить точное местоположение отряда. Шпиона, оказавшегося бывшим помещиком, расстреляли.
А на следующий день партизаны Путивльского отряда совершили первое открытое нападение на врага: в селе Сафоновка на приехавший туда для «заготовок», а попросту — грабежа грузовик с солдатами. «Заготовители» бежали, но на смену им прибыл через два часа отряд карателей, около ста солдат. Однако войти в лес гитлеровцы побоялись.
Дальше — больше. В октябре, вспоминал Ковпак, «наши минеры работали уже и на правом, и на левом берегу Сейма, выходили на дорогу Конотоп — Кролевец. В первых числах… здесь взорвались на партизанских минах две легковые машины какого-то крупного немецкого штаба. Было уничтожено шесть немцев, в числе их два генерала. На левом южном берегу Сейма у хутора Хижки в тот же день взлетела в воздух грузовая машина. На Правобережье на большаках, ведущих из Путивля в Глухов и Рыльск, редко проходил день, когда бы не раздавался грохот взрыва. К середине октября на этих дорогах было подорвано уже с десяток грузовиков с боеприпасами и живой силой. Мы взяли здесь за это время десять тысяч патронов».
Ковпак не имел в то время еще своей рации, потому не знал, что 20 октября Государственный Комитет Обороны объявил Москву на осадном положении, что гитлеровское командование бросило на штурм столицы почти половину немецко-фашистских войск на советско-германском фронте и три четверти танковых и моторизованных соединений. Ковпак не верил доходившим в отряд хвастливым заявлениям фашистской пропаганды, что Москва падет со дня на день, но меру смертельной опасности, нависшей над столицей СССР, понимал вполне.