Койн
Шрифт:
Я захлопнул дверцу и забрался на водительское кресло. Когда я завел двигатель и нажал кнопку на проигрывателе, по салону разнеслась дурацкая кантри-музыка Стража. Я тут же выключил ее, пока не вырвал аппаратуру с корнем и не отправил в полет по салону. По венам бежал адреналин, словно я был под кайфом от кокаина или еще какого-нибудь дерьма. Меня буквально трясло от смеси неистового гнева из-за того, что мы упустили Патнэма, и облегчения после спасения этой девушки.
«Не ее».
«Не ее».
«Не ее».
Брюнетка громко всхлипнула на заднем сидении, но я не мог с ней говорить. Не сейчас. Не так. Не тогда, когда находился в трех секундах от того, чтобы притянуть
Но она не моя.
Не моя дочь.
И все же чувства собственничества обвили сердце липкими щупальцами. Я испытывал отчаянную потребность защитить ее. Эта девушка так походила на Блэр, что у меня голова шла кругом. Однако она все же была чье-то дочерью — хотя явно не моей — и не заслуживала быть изнасилованной в каком-то дерьмовом клубе.
Дорога до клуба Энимала пронеслась словно в тумане. Мне нужно было вернуться домой, но руки слишком сильно дрожали для того, чтобы ехать сейчас куда-то четыре с лишним часа. Мне нужно было покурить. И выпить. Найти любой след, способный привести меня к Патнэму.
— Пожалуйста, — снова попросила девушка.
— Теперь ты в безопасности, — слова вышли хриплыми и отстраненными. Дерьмовое утешение. — Как тебя зовут?
— Хэдли.
— Хэдли… а дальше?
Тишина.
Я бросил взгляд в зеркало заднего вида и заметил, что девушка с подтеками туши на щеках смотрела на меня. В ее глазах вдруг вспыхнул вызов, и это так сильно напомнило мне о дочери, что показалось, будто кто-то ударил меня в грудь. Отведя от нее взгляд, я сосредоточился на дороге. К тому времени, как мы подъехали к жилищу Энимала, я все еще дрожал от едва сдерживаемой яростной энергии.
— Зачем мы здесь? Что мы будем делать? — потребовала она, когда я заглушил двигатель.
— Кое с кем встретимся, — хмыкнул я. — А еще умоем тебя и оденем. Пойдем.
Девушка не сделала ни малейшего движения, чтобы выйти, потому я сам выпрыгнул из джипа и распахнул заднюю дверь. Хэдли, должно быть, не старше Блэр, когда я видел дочь последний раз. Эта мысль отозвалась болью. Чертовски сильной. Хэдли была стройной. Хрупкой. Молодой. Эта девочка связалась с кучей идиотских байкеров. Как же удачно я показал там свою задницу.
— И какая у тебя история? — потребовал я, схватив ее за руку и вытаскивая из грузовика. — Где твои родители?
— У меня их нет, — прошипела она.
«Лгунья».
Ее темные глаза вспыхнули, выдавая вранье. Также было и у Блэр. Только сейчас у меня не было настроения разгребать это дерьмо.
— Тогда, думаю, тебе придется пойти со мной, — почувствовав, что она вырывалась, я обхватил ее за предплечье. — Ты останешься рядом со мной, пока я не решу, что с тобой дальше делать.
— Вы убьете меня?
Я издал холодный смешок.
— Я, конечно, жестокий сукин сын, но слишком ленив для того, чтобы напрягаться и спасать ребенка только ради того, чтобы потом передумать и убить его самому. В этом вообще может быть смысл?
— Тогда вы… продадите меня?
Остановившись прямо перед дверью, я развернулся и уставился на Хэдли сверху-вниз. Ее итак большие карие глаза расширились, когда я подошел к ней вплотную.
— Я, по-твоему, похож на какого-то больного ублюдка?
— Вы же из однопроцентного клуба [10] , верно?
10
Однопроцентники/однопроцентные клубы — это те мотоклубы, участники которых не являются законопослушными гражданами своих стран. Такие байкерские организации не подчиняются морали и законам общества. У них имеются свои собственные правила. Они следят даже за тем, чтобы носителями нашивки «1 %» (в ромбе) являлись только такие же безбашенные бунтари, как и они. Этот термин появился после выступления главы Американской мотоциклетной ассоциации (АМА), в котором тот сказал, что все мотоциклисты — законопослушные люди, и только один процент из них являются «отверженными» и нарушают закон. После этого выступления, на фоне и так существующей жёсткой конфронтации между АМА и клубами, которые относились к категории МС, последние избрали «1 %» символом, отличающим их от АМА-клубов. С тех пор нашивка «1 %» означает, что МС или независимый байкер относят себя к нарушителям закона. Западные средства массовой информации, в том числе кинематограф, стремятся представить 1 %-клубы как криминальные банды. Иногда это действительно так, иногда не соответствует действительности, но положение клуба определяется тем, что он живёт по законам МС и сложившимся неформальным традициям.
— Я стопроцентное зло, но не использую для своих дел чертовых детей.
— Вы меня похитили, — она шмыгнула носом.
— Нет, малышка, я уверен, черт побери, что спас тебя.
— Вы. Убили. Моего. Парня, — по ее щекам снова покатились слезы.
— Твой парень был куском дерьма. Тебе невероятно повезло, что я пришел именно в тот момент. Этот ублюдок собирался сделать тебе очень больно.
— Может, меня все устраивало, — бросила она с фальшивой бравадой, вскинув подбородок.
— Тогда ты еще одна тупая, безмозглая сучка, находящаяся в вечном поиске члена, чтобы время от времени получать хороший трах. Я плохо переношу лжецов. С этим ты разберешься очень быстро. Спросишь моих ребят, что у нас положено за ложь. Я много раз бил за нее ремнем по заднице своего племянника. И не думай, что тебя тронуть не посмею.
— Вы мне не отец, — она смотрела на меня изумленно.
— Пока ты не скажешь мне, кто он, чтобы я мог оставить твою неблагодарную задницу на пороге отчего дома, я буду исполнять его чертовы обязанности. А теперь быстро топай внутрь, пока не простудилась.
Я, Энимал, Страж и Фильтр сидели за столом с большой бутылкой виски, которую то и дело передавали туда-сюда, пытаясь обдумать, куда, черт возьми, мог пойти Патнэм. Энимал будет держать ухо востро, пока этот ублюдок не вынырнет на поверхность. И когда Патнэм это сделает, лучше ему быть живым. Я щедро заплачу Энималу, и он это знал.
Из соседнего помещения гремела музыка, наши отделения веселились по случаю уничтожения большей части МК «Ревущая река». Однако мой взгляд то и дело возвращался к ванне, где я последний раз видел Хэдли. Я уже все проверил. Там не было окон и еще каких-либо лазеек, так что она не могла сбежать оттуда. Просто решила сидеть там целую вечность.
Поймав пристальный взгляд Стража, я выгнул бровь. Он поджал губы. Тяжело вздохнув, брат опустошил свой стакан с янтарной жидкостью и поднялся из-за стола.
— Мы можем поговорить минутку? — спросил Страж.
Я повторил его действия, опрокинув в себя стакан и с наслаждением ощутив, как обожгло внутренности. Страж направился в сторону гостиной недалеко от ванной, и я последовал за ним, держа так интересовавшую меня дверь в поле зрения.
— Ты в порядке, приятель? — Страж сжал мое плечо. — Что бы ни случилось, ты мой брат. Я помню… знаю, как это дерьмо безвозвратно тебя изменило.