Козацкие могилы. Повесть о пути
Шрифт:
Жен же имеют по единой, и второго и третьего брака не отрицаются; четвертой же брак отнюдь у них не именуется. Зело же имеют в покорении жены свои, до толика, яко ничто же могут сотворитн в дому своем кроме воли мужа своего. Девы же зело хранят чистоту, великое бо в них стыдение и поношение, еже которая дева обрящется не сохранившая девства своего до законного сочетания — таковую муж её аще оскорбит или и смертию убиет, не зело жестоко ему осудится. И сего ради девы вельми хранят чистоту не точию воздержания ради, но и страха для; елицы же обретаются в них не сохранившие девства своего до сочетания брака, многие покоры и раны бесчисленные от сродников своих терпят. Мнози же от них, мужие и жены таковые, иже от юности своея иноческое житие возлюбиша и чистоту телесную хранят до дне смерти своея. Обретаются же у них и таковии жены, иже слабости ради своея отделили себя на всякую
Пити же народ Российский, наипаче же простые и поселяне, любят много, понеже воздух имеют вольной — ни вельми горяч, ни студен.
Имеют же некие страны, где мразы великие и нестерпимые; обаче человекам те страны на здоровье и болезней там мало, яко мразом изводится от них телесная мокрота. На бранях Российские люди терпеливы и мужественны, и нужу великую терпят, многие дни пребывающе без пищи. Государям же своим повиновение и послушание имеют зело великое, иже и во обычай приемше речь сию, глаголюще: волен Бог да Государь. Цари их зело самовластны и все творят по воле их; общий же народ самовольства ради его блюдом и востязуем вельможами, и судиями градскими, и господами своими, не попущающими им ото обычных преданий ни мало.
Народы языческие, яже суть Татарове, и Черемису, и Мордву, и Лопь, и иные языки зело имеют в порабощении, да не паки возмогут и воспротивятся. Разделено же было прежде сего великое Российское царство на многие княжества, яже суть сии: великое княжение Владимирское — начальное и главное всея России, с ним же общо и Суждольское великое княжение, великое царство и великое княжество Московское, государство и великое княжение Новогородское, царство Казанское, царство Астраханское, царство Сибирское, государство Псковское, великое княжение Смоленское, великое княжение Тверское, великое княжение Черниговское и Северское, великое княжение Резанское, великое княжение Нижеградское, великое княжение Ростовское и Ярославское.
К сим же великим княжествам быта и грады миози, по разделению коегождо княжества покорные и служат Российскому скифетру».
Словно два голоса, переплетаясь, перебивая один другого посередине предложения и через запятую то славу неся, то журбу, ведут вперед разноликое повествование. А нет-нет вклинивается ещё и третий, обезьянничающий:
«Глаголют же некие, яко за тою рекою Обью великою под самый Север есть человецы дикие безгласные, только зычат да сипят, зимою же, егда морозы наступят, человецы пускают из ноздрей своих сморг или соплю; а егда сии замерзнут, тогда стоят ови яко о древесах. К весне сии сопли растаивают, и человецы паки оживают; егда же кто сих соплю преломит, таковии уже ие оживают, — но не вем о сих, аще истинно суть…»
Подобное передразниванье — это тень подлинной космографии, влекущаяся за нею по придорожной пыли. О такого разбора вещах сказано было в древней притче о сеятеле — про зёрна, упавшие при дороге, которые были потоптаны или склёваны птицами, что в сокровенном смысле означало тех, кто сперва внимательно слушает голос истины, но не умеет удержать слова в сердце; приходит враг рода человеческого и уносит прочь не успевшие укорениться ростки спасения. О теневом мире речь ещё будет впереди, но с тем большим усердием прислушаемся к последним словам космографии:
«Слово совершительное книги, в нем же предлежит о воспоминании и разрушении многих государств сильных.
Ведающий хитроумные словеса да скажет о чудных делах миротворения Создателя, давшего изначала телесам нашим чувственный свет солнца, а душам светоумное учение святым книгам! Дан нам вдобавок и царский страх строительный на человеческую жизнь чувственную, и духовные правители на пользу желанию души к небесным восходам. Мы же от душевного существа красоты нисходим и прилепляемся к долу влекущему и пепельному безсловесному лику самоизволением скотского естества…
Возведем очи мысленные, и посмотрим разумным видением, и побеседуем душевным рассуждением о превращении престолов сильных, еже есть страх велик, и державств и царствий преславных. Где Вавилон великий, первый во слове, где же Индия многостяжательпая, и Персида многонародная, и Ефиопия, и тех великое пространство со отоки морскими, где же Ассирия боголюбивая, где Палестина достохвальная, в ней же избранный святый град Иерусалим, идеже прославися Христос во плоти и все святые пророки и апостолы, где Антиохия великая — град Божий, и обетованная святая гора Синайская, и Александрия преименитая, где же и многомудрая Афинея и грады Еллинские много-философные, где Египет с Фиваидою, да в них же богоизбранных мужей духоносцев со иноки яко песок вскрай моря, где же и пресветлый Царьград, иже телес святых наполненный, где же и над вселенною властвующее Римское величество, с ним же вкупе и Италия и Германия многочеловечная, где же и благочестивая Испания и Британские островы, где мпогоплодная Болгария, и Сербия, и Солунь, и святая гора Афонская, в ней же иноков яко звезд на небеси?.. Все же сии приснопамятные грады от великих войн разрушением, иные же опустением осиротеша, овии же обсилованием страха смирены до конца, иные же данями тяжкими от неверных царей усмирены, и златокованые их палаты ещё не падошася, но душа злопоги-бельными ересьми повергошася. Оле дивства! О колика сила греховная, како премудрый Приточник рече: содрогнуша бо ся кости и мозги, и кто даст главе моей воду и очам моим источник слезный! О, немощнейшие самой слабости человеческие немощи, и лукавые блудницы, и многомятежная мира сего жизнь! Но слава единому премудрому зиждителю Творцу, устрояющему недоведомым своим судом праведным о всякой чистительной человеческой вещи, еже к жизни нашего душевного естества полезная, о нем же мы живем и движемся и есмы во уповании жизни вечный. Аминь».
…В нашей космографической повести три главных действующих лица. Путь, по которому движется странствие; тень, отбрасываемая идущим, — и цель, к которой он устремлен. Сам же путник вовсе не герой — им в конечном счёте может быть каждый.
Хотя все, что рассказывается в ней, — правда и сочинено не мною, это все же должна быть отнюдь не вереница отрывков, по живое «художество» — коль скоро художественность есть необходимое условие, тот самый «вольный воздух» духовного пути.
Пространство для путешествия уже определено; коротко скажем и о времени — две тысячи лет, тысячелетие, три века. История, как выясняется, особенно привержена к этим «кратным» своим числам. Два тысячелетия, как человеческий род тронулся в новый путь; тысячу лет назад в общий круг христианских народов вступила Россия; триста лет тому в пей самой столкнулись такие силы, эхо борьбы которых ещё по сю пору гремит. Но теперь по порядку поведем речь о том, как за десять веков до нас происходил знаменитый
ВЫБОР КНЯЗЯ ВЛАДИМИРА.
Народ его вырос уже из тесных языческих пелён, и вот наступил час избрать для него спасительную веру. Стали Владимира навещать купцы по духовной части, каждый выхваливая собственный драгоценный товар.
Первыми явились болгары «веры бохмиче», то есть магометанской, и на вопрос о том, какова она, отвечали весьма складно: «Веруем Богу, а Бохмит ны учит, глаголя: обрезати уды тайныя, и свинины не ясти, вина не пита, а по смерти же, рече, со женами похоть творити блудную. Дасть Бохмит комуждо по семидесят жен красных, исберет едину красну и всех красоту возложит на едину, та будет ему жена. Зде же, рече, достоит блуд творити всяк. На сем свете аще будет кто убог, то и там». Конец речи Владимиру приглянулся, и он её «послушаше сладко», в первую голову потому, что «бе бо сам любя жены и блуженье многое». Однако обрезанье удов, отказ от свинины, а особенно от вина вызвали его отвращение, и он запрощиков Магомета отверг, изронив вдогон ту самую поговорку, что «Руси есть веселье питье, не можем без того быти».
Следом его навестили «немцы от Рима», сиречь католики, рассказавшие, что заповедь их такова: «Кланяемся Богу, иже отворил Небо и землю, звезды, месяц и всяко дыханье», исполнение её нетрудно — «пощенье по силе; аще кто пьеть или ясть, то все во славу Божью». Но послы Владимировы, посетившие множество храмов и служб «немецких», доложили ему, что в церквах тех «красоты ни видехом никоея же» — и великий князь отказал католикам, добавив, что веры этой отцы не принимали.
Услыхали про то в свой черед и «жидове козарьстии», добрались до Киева и рассказали, что христиане веруют тому самому Христу, которого они позорно распяли, а посему следует поклоняться лишь единому Богу Авраама, Исаака и Иакова. Владимир, успевший оценить «веру» магометанскую и католическую «заповедь», вновь поставил свой вопрос весьма точно: «Что есть закон ваш?» Ответ был таков: «Обрезатися, свинины не ясти, ни заячины, суботу хранити». Он спросил ещё: где их земля? — «В Иерусалиме». Князь не поверил и ещё раз переспросил: да точно ли там? Тогда им пришлось сознаваться: «Разгневася Бог на отци наши и расточи ны по странам грех ради наших, и предана бысть земля наша хрестеяном». — «То како вы иных учите? — возмутился Владимир. — Или и нам того же хотите?!»