Козел и бумажная капуста
Шрифт:
— Что ты заладила — «только, только»! — передразнила Алена. — Где он, черт возьми? — И, не дождавшись моего ответа, она окликнула: — Павел!
— Тише! — Я очень испугалась ее громкого голоса, который показался мне оглушительным в ночной тишине.
Кроме того, я подумала, что окликать вот так запросто мертвого человека — это как-то невежливо. Я взяла Алену за руку и повела ее на кухню, время от времени оборачиваясь и прижимая палец к губам.
— Тише! Не надо так кричать!
Алена шла за мной, от удивления широко раскрыв глаза. Я подвела ее к открытой кухонной двери, показала пальцем на распростертое перед нами тело и с какой-то странной гордостью сказала:
— Вот!
Наверное, с такой гордой интонацией гиды и экскурсоводы показывают туристам знаменитые достопримечательности — Эйфелеву башню, или римский Колизей, или египетские пирамиды — как будто они сами причастны к их созданию. Хотя в данном случае на меня вполне могло пасть подозрение в причастности.
Алена не закричала и не хлопнулась в обморок. Она долго смотрела на труп, а потом перевела взгляд на меня и шепотом спросила:
— За что ты его?
— Нет! — взвизгнула я, пораженная тем, что даже лучшая подруга сразу заподозрила меня в убийстве. — Нет! Я его не убивала!
— Тише ты! — шикнула на меня Алена. — Мне говоришь — не кричи, а сама орешь как резаная. Не убивала, так не убивала. Как скажешь. А кто же его — он сам, что ли? Знаешь, в затылок — это как-то несподручно!
— Я не знаю. — Я прижалась к Алене и совершенно по-детски заплакала, продолжая говорить сквозь слезы: — Мы с ним ссорились, потом я ушла за сигаретами, а он собирал свои вещи, а когда я вернулась — он был уже... ну вот такой.
— Как скажешь, — повторила Алена, но голос у нее был весьма недоверчивый. — А у тебя в доме водка есть?
— Зачем? — недоуменно спросила я. — Есть конья к.
— Где?
— В комнате, в баре, — я махнула рукой в нужном направлении, — а зачем тебе?
— Не мне, а тебе, — ответила Алена и пошла в комнату.
Я потащилась за ней — мне страшно было оставаться один на один с трупом.
— Тебе нужно, — продолжала Алена, доставая из бара бутылку коньяка, — чтобы истерика прошла. Нам сейчас придется действовать быстро и решительно.
Я послушно выпила из протянутого Аленой стакана приличную порцию коньяка, стуча зубами о стекло и совершенно не чувствуя вкуса. Однако в желудке стало горячо, и какая-то пружина во мне разжалась. Я заговорила громко и суетливо:
— Он сегодня был просто невыносим, мерзко себя вел! Я его готова была убить, но не убила! Правда! Я ему сказала, чтобы проваливал из моего дома, и он стал собирать вещи, а я выбежала за сигаретами — у меня кончились, и еще немножко прошлась по улице и покурила, чтобы успокоиться, а когда вернулась — он уже был...
— Ты это уже говорила, — хладнокровно остановила меня Алена, — говоришь, у тебя сигареты кончились? А это что? — Алена показала на пачку «Вог», которая лежала в баре, откуда она доставала коньяк. — Ну да неважно. Ты как — получше?
— Да, — я энергично кивнула, — а что нужно делать?
— От трупа избавляться, — хладнокровно ответила моя подруга, как будто это было обычное, житейское дело — вроде как сварить кофе или запустить стиральную машину.
Я снова кивнула: меня очень устраивало, что Алена взяла командование на себя. Выполнять чьи-то команды я еще могла, но принимать самостоятельные решения...
— У тебя есть большие полиэтиленовые мешки? Или просто пленка, чтобы его завернуть?
Я побежала на кухню и, стараясь не смотреть на то страшное, что там лежало, достала из-под мойки упаковку хозяйственных мешков для мусора. Алена оценивающе посмотрела на них.
— Побольше ничего нету?
— Нет, — я помотала головой, — разве только скатерть клеенчатая...
— Скатерть тоже давай.
Она наклонилась над трупом и осторожно надела ему на голову мешок для мусора.
— Это... зачем? — нерешительно спросила я.
— Чтобы кровью все не запачкать, — терпеливо ответила Алена, как учительница, объясняющая сложную математическую задачу особенно тупому ученику.
— А... нож? — робко поинтересовалась я.
— Да, действительно, — Алена отвернула край мешка, решительно схватилась за рукоятку ножа и дернула. Нож не поддался. Она покосилась на меня. Прочитав то, что было в ее взгляде, я повторила:
— Не убивала я его! Не убивала!
Алена дернула посильнее, вытащила нож и протянула мне:
— Вымой.
Я взяла нож с ужасом, двумя пальцами и бросила его в раковину. Пустив сильную струю горячей воды, я тупо уставилась на расплывающееся в мойке розовое пятно.
— Помогай мне! — недовольно окликнула меня через некоторое время Алена, пыхтя от усилия.
Она закатывала труп с надетым на голову мешком в клетчатую клеенчатую скатерть.
Я склонилась к ней и приподняла тело, чтобы заправить под него клеенку. Прикасаться к нему было страшно и удивительно противно. Этот холодный тяжелый предмет как будто уже не имел никакого отношения к Павлу — ни к тому мужчине, с которым я познакомилась полгода назад и была несколько месяцев близка, ни даже к тому отвратительному типу, с которым ссорилась этой ночью... Всего какой-нибудь час назад, а мне казалось, что с тех пор прошли годы, целая жизнь, и я сама за это время стала совсем другим человеком!
— Ты что? — окликнула меня Алена. — У тебя опять истерика? Может быть, еще коньяку?
— Нет, — я помотала головой, — я в порядке...
Мы завернули труп в клеенку, но из нее торчали Пашкины ноги. Тогда поверх клеенки мы обмотали его большой белой скатертью, которую я нашла у себя в шкафу, — все равно никогда этой скатертью не пользуюсь. Теперь Павел превратился в длинный тюк.
Я уставилась на этот тюк, и вдруг у меня как будто спала с глаз пелена. Я повернулась к Алене и спросила ее: