Козерог и Шурочка
Шрифт:
Через минуту она ушла с каким-то пакетом, прихватив со стола горсть шоколадных конфет для дочерей.
– Адью, молодые! – крикнула на прощание и звонко смеясь, побежала по улице, должно быть, к остановке.
С этого дня между Станиславом Игоревичем и Евгенией с новой силой вспыхнули прежние чувства. Они ходили в гости друг к другу, вместе смотрели любовные сериалы, с чувством пели застольные и другие песни и иногда играли в подкидного дурака. Настала счастливая для них пора.
Время шло размеренной поступью: остался позади цветущий май, ягодный июнь, жаркий июль, сытый август,
В один из таких ненастный дней, пришла Зинка, явно чем-то расстроенная. Она зябко куталась в бежевое осеннее пальто, с полей дамской фетровой шляпы капала дождевая вода.
– Я ненадолго, – сказала она отцу и не стала даже проходить.
К тому времени Станислав Игоревич слегка уже подтапливал, чтобы в доме было тепло и уютно. Он стоял перед дочерью в синем трико и серой майке, в тапках на босу ногу.
– Что-то случилось? – спросил он, глядя на её понурую фигуру.
Красивое лицо Зинки недовольно скривилось, она, горячась, заговорила:
– Бросил он её. Уехал на заработки в Москву и бросил. Точно нашёл моложе. И, может быть, даже одинокую москвичку. Сама слышала, как мама ему позвонила, а он послал её на три весёлые буквы. Она квартиру у знакомой снимает. Попросила, чтобы
ты объявление в социальных сетях выставил о продаже холодильника. Теперь он ей ни к чему, зима скоро наступит. Он практически новый, не покоцанный, по-видимому, купили, когда нас бросила.
Зинка мокрыми пальцами вынула из кармана пальто влажный клочок бумажки и протянула отцу.
– Здесь название холодильника и номер её телефона. Пап, сделай доброе дело, не откажи маме, ты же шаришь в компьютере.
– Доигралась, дрянь! – зло пробормотал Станислав Игоревич, но записку взял.
– Спасибо, пап! – Зинка чмокнула его в щёку и убежала, как, всегда не задержавшись надолго.
В первых числах ноября, у Евгении был день рождения. Станислав Игоревич с утра отправился на центральный рынок за цветами. День выдался погожий, светило солнце. Под ногами с хрустом рассыпались тонкие льдинки крошечных лужиц. Как всегда после заморозков, воздух был пронзительно чист и крепок
– Пап! – вдруг услышал он Зинкин голос, и через мгновение перед ним появилась сама Зинка с сумочкой через плечо. – Удачно ты подвернулся! – обрадованно заявила, запыхавшись, дочь. – А я как раз спешу в квартиру к маме полить цветы.
– Сама-то она чего, не в силах? – с неудовольствием спросил он, поморщившись, как от зубной боли.
– Сама она лежит с гипертоническим кризом в больнице. Между прочим, уже вторую неделю. Высохла вся, на мумию стала похожа. Пап, сходи, пожалуйста, полей цветы. Я на работу опаздываю. За ключами вечером забегу, если время будет. Всё, адью! – Зинка взмахнула рукой, быстро заскочила в проезжавший автобус и уехала.
Станислава Игоревича разобрало любопытство узнать, как поживает сбежавшая от него жена, и он отправился по адресу.
Старый двухэтажный дом застройки тридцатых годов выглядел мрачным, несмотря на то, что его неоднократно белили ядовитой жёлтой краской. Покосившаяся коричневая дверь из массивных досок держалась на одной ржавой петле. От этого она никогда не закрывалась и сейчас была распахнута настежь.
Пока
И до того Станиславу Игоревичу стало тоскливо при виде всей этой убогой и неуютной обстановки, что он горько заплакал, – впервые с того дня, когда от него сбежала с любовником жена.
Вечером Станислав Игоревич принёс Евгении роскошный букет роз и коробку дорогих конфет. Несмотря на предстоящий праздник, выглядел гость смущённо, как будто ему вдруг стало неудобно перед именинницей. Он без настроения спел детскую песенку крокодила Гены про день рождения, ещё немного посидел с нарядной соседкой за столом, которая говорила много и охотно и, сославшись на головную боль, ушёл к себе. Дома Станислав Игоревич заперся, лёг на диван и стал мечтательно смотреть в потолок, время от времени непонятно чему улыбаясь.
Незаметно пролетели два часа и в оконную раму громко постучали. Станислав Игоревич вышел на веранду. На пороге стояла Евгения, высоко держа в одной руке неполную бутылку вина, в другой виноградную гроздь.
– Живой? – нетерпеливо спросила она через дверь. – А-то я уж переживать за тебя стала. Не чужие всё-таки.
Чуть замешкавшись, Станислав Игоревич, открыл ей, но на веранду не впустил.
– Ты не ходи больше, – попросил он, с досадой глядя на её раскрасневшееся довольное лицо. – У меня жена завтра возвращается.
– Неужели, примешь? – оторопела Евгения, вытаращив и без того крупные на выкате глаза. – После всего, что произошло?
– Жена всё-таки, – улыбнулся неожиданно Станислав Игоревич, вспомнив, как в больнице задрожала Настя, увидев его с гостинцами. Как потом они плакали и были эти слёзы не печальные, а светлые и прежняя любовь навсегда возвращалась в их настрадавшиеся сердца. Он стоял перед ней на коленях, а она целовала ему руки и искренне просила прощения. – Жена всё-таки, – повторил он и смущённо улыбнулся.
Много недобрых слов хотелось наговорить Евгении Станиславу Игоревичу, но она увидела его счастливые глаза и всё поняла. Руки у неё непроизвольно опустились, она молча развернулась и ушла, по-стариковски шаркая калошами, которые наспех надела, чтобы добежать до одинокого соседа.
НЕВЫДУМАННАЯ ИСТОРИЯ
Утром пролил скоротечный «слепой» дождь. Он искрился на солнце разноцветной весёлой радугой. В саду тотчас ожили цветы, заиграли сочными красками с капельками жемчужной росы на бутонах, лепестках, листьях.