Кожа для барабана, или Севильское причастие
Шрифт:
— Я Макарена Брунер.
Куарт и без того уже узнал ее — по фотографиям в журнале. Он поймал себя на том, что не может отвести взгляда от ее рта — крупного, красивого, с полными, чуть подкрашенными бледно-розовой помадой губами, между которыми поблескивали очень белые зубы.
— Да-а, — протянула она, пристально и, похоже, с некоторым удивлением рассматривая его сквозь темные стекла своих очков. — Вы и правда очень хороши собой.
— Вы тоже, — спокойно ответил Куарт.
Макарена Брунер была высока — лишь немного пониже самого Куарта, при его росте метр восемьдесят пять. Ее
— Мне хотелось бы поговорить с вами, — произнесла она наконец.
— Разумеется. Спасибо, что пришли: я и сам собирался встретиться с вами… — Куарт огляделся по сторонам. — А как вы разыскали меня?
— С помощью одной подруги — Грис Марсала.
— Не знал, что вы с ней подруги.
Макарена Брунер улыбнулась, и ее зубы снова сверкнули белизной — столь же яркой, как белизна слоновой кости на ее коже цвета светлого табака. Заметно было, что это женщина, вполне уверенная в себе благодаря и своей красоте, и своему положению; однако Куарт понял, что сейчас она испытывает некоторое смущение, вызванное его строгим черным костюмом и стоячим воротничком. То же самое было с Грис Марсала; да и вообще священническое облачение часто производило такое впечатление на женщин — красивых ли, нет ли, как будто оно разом ставило мужчину вне пределов их досягаемости.
— Мы можем поговорить прямо сейчас?
— Конечно.
Они уселись друг против друга: она — закинув ногу на ногу, на диван, где сидела раньше, он — в соседнее кресло.
— Я знаю, зачем вы приехали в Севилью.
— Только не надейтесь, что удивили меня, — с выражением покорности судьбе улыбнулся Куарт. — Похоже, об этом известно всему свету.
— Грис посоветовала мне повидаться с вами.
Куарт снова с интересом взглянул на нее. Она так и не сняла своих темных очков, и он подумал, что ему хотелось бы увидеть, какие у нее глаза.
— Как странно. А вчера ваша подруга вроде бы совсем не была склонна оказывать содействие.
Длинные волосы Макарены Брунер падали ей на плечо, закрывая половину лица, и она нетерпеливым движением отбросила их назад. Они были очень густые и черные — что называется, цвета воронова крыла. Настоящая андалусская красавица, каких писал Ромеро де Торрес, или Кармен с табачной фабрики — героиня Проспера Мериме. Из-за этой женщины способен был потерять голову любой художник, любой француз, любой тореадор. «И любой священник?» — вдруг на долю секунды высветился вопрос в голове Куарта.
— Вы не должны создавать себе неверное представление об этой церкви, — уточнила тем временем его собеседница. — И об отце Ферро тоже.
Куарт позволил себе сдержанный смешок, главной целью которого было превозмочь эту ненужную, непрошеную долю секунды, и в качестве защитной меры прибег к сарказму:
— Только не говорите мне, что вы тоже являетесь членом его фэн-клуба.
Его рука лежала на подлокотнике кресла, и даже за темными стеклами очков он
Несколько мгновений Макарена Брунер молчала. Она снова отбросила волосы с лица и, похоже, размышляла, стоит или не стоит продолжать разговор.
— Послушайте, — произнесла она наконец. — Мы с Грис подруги. И что касается вас, она полагает, что ваше присутствие здесь может оказаться полезным, даже если у вас и не слишком добрые намерения.
Куарт уловил ее примирительный тон. Он поднял руку и вновь заметил, как женщина проследила глазами за его движением.
— Знаете, во всем этом есть нечто, что меня раздражает… Простите, не знаю, как мне следует называть вас. Сеньора Брунер?
Он испытывал неловкость под этим взглядом, скрытым стеклами очков, и она отлично понимала это.
— Зовите меня Макарена.
Она сняла черные очки, и Куарта поразила красота ее глаз — темных, с медовым отливом. Хвала Господу, воскликнул бы он, если бы действительно верил, что Господь занимается такими вещами. Но он не слишком-то верил, поэтому ограничился тем, что выдержал взгляд этих глаз — так, словно от этого зависело спасение его души. А может, в конце концов, и зависело, если только существуют душа и Провидение.
— Хорошо. Макарена, — повторил он, наклоняясь к ней и опираясь локтями на колени. Оказавшись так близко, он уловил нежный жасминовый аромат ее духов. — Кое-что во всей этой истории меня весьма раздражает. Все твердо уверены, что я нахожусь в Севилье с целью отравить жизнь дону Приамо Ферро. А это не так. Я приехал, чтобы составить себе представление о сложившейся ситуации и проинформировать о ней начальство. И у меня нет никакого предвзятого мнения. Проблема в том, что отец Ферро не желает сделать ни одного шага навстречу. — Он откинулся на спинку кресла и закончил с ноткой досады: — Впрочем, и все остальные тоже.
На сей раз улыбнулась она:
— Просто никто вам не доверяет, и это вполне логично.
— Почему?
— Потому что архиепископ отзывался о вас весьма отрицательно. Он называет вас охотником за скальпами.
Уголок рта Куарта искривился. Ах, этот святой муж — Его Преосвященство.
— Да. Мы с ним старые знакомые.
— Но то, что касается отца Ферро, можно уладить. — Она покусала нижнюю губу. — Может быть, я смогла бы что-то сделать.
— Так было бы лучше для всех, и в первую очередь для него самого. Однако скажите мне, почему вы принимаете так близко к сердцу… Вы-то что от этого выиграете?
Она снова покачала головой, как будто все это не имело значения, и роскошная черная грива опять упала ей на плечо. Макарена отбросила ее на спину, пристально глядя на Куарта.
— Папа точно получил послание?
Несомненно, Макарене Брунер было отлично известно, какой эффект производят ее глаза. Куарт незаметно сглотнул слюну — отчасти из-за этого устремленного на него взгляда, отчасти из-за заданного ему вопроса.
— Это конфиденциальная информация, — ответил он, смягчая свои слова улыбкой. — Так что поймите меня правильно — я не могу ни подтвердить, ни опровергнуть ее.