Кожаные башмаки
Шрифт:
Глава пятнадцатая. Говорящая посылка и звезда Чулпан
Как ни долга ночь, она кончается, в белом утреннем небе заря занимается.
«Му-о-о!» — грозно затрубил бык.
«М-му-у…» — застонали коровы.
Будто нескончаемая пёстрая река, потекло стадо по деревенской улице. Позади коров — козы, за козами — овцы.
Но можно ли сравнить это пёстрое бестолковое стадо с гусями? Они идут строем, шагают, будто солдаты на параде.
У работничков наших, у помощников, в руках
Звонко щёлкнул бич пастуха, Миргасим тут же взмахнул кнутом, хотел было сказать «я его перещёлкаю», да гуси как завопят:
«Га-га-га!»
А вожак вытянул шею, захлопал крыльями и зашипел до того сердито, что Миргасим поспешил кнут свой обратно за пояс заткнуть.
До сих пор гуси ходили где вздумается. То клюют зерно на току, то долбят овощи на огороде, то пасутся в овсах. Вот и поручили Миргасиму и его друзьям выгнать гусей на луг и пасти строго, чтобы с пастбища гуси никуда не отлучались, о набегах разбойничьих позабыли.
Идут гуси под присмотром пастушат мимо колючего, только вчера сжатого поля, шагают мимо белой, ещё не тронутой комбайном полосы доспевающей пшеницы.
Весной говорила бабушка Миргасиму: «Выйди в поле, послушай, какой под снегом звон. Это своими острыми сабельками пробиваются из-под снега к свету озимые зеленя». Теперь, когда Миргасим смотрит на нескошенную полосу, ему чудится густой, низкий гул колосьев, склонённых под тяжестью зерна.
А луг ещё совсем зелёный, только цветы на нём не жёлтые, не белые, как весной, а лиловые и трава жёсткая, старая. Как усердно щиплют гуси траву, не хуже лошади!
Миргасим лёг на землю, подперев ладонями подбородок, и смотрит на гусей с таким удивлением, будто до этого никогда их и не видывал. Как похожи на змей их длинные шеи, какие широкие у них крылья!..
Вдруг Миргасим вспомнил. Говорящая посылка!
И пастушата побежали навстречу Фатыме-апа.
Вчера, когда Миргасим про посылку сказал, Асия не поверила, а сегодня глядите: стоит на дороге. Рядом с нею Шакире и Наиля.
Еще не показалась из-за поворота красная косынка Фатымы-апа, а голос посылки был уже слышен. Радостный, отрывистый и в то же время какой-то детский.
Вот и сама апа. На ремне, как всегда, почтовая сумка, а в руке на этот раз корзинка. Из неё выглядывает весёлая разрисованная мордочка с двумя торчащими ушками. Оба уха стоят как чёрные стрелы.
— Починили щенка в больнице, починили! — обрадовался Миргасим. — И уши подровняли!
Ребята подхватили корзинку, опустили на землю. Щенок лаял, выставив передние лапы, но ещё не смея выскочить на траву. Он лаял не заливисто, как взрослые собаки, а мелко, тонко, будто ещё только учился говорить.
— Он тебя, Миргасим, боится, — сказала Асия. — Ты для чего тут бичом своим щёлкаешь?
Миргасим отбросил бич:
— Выходи, малыш не бойся, здесь все свои.
И
— Какой он чистый, пушистый!
— Настоящий медвежонок!
— Смотрите, какие у него глаза весёлые. Они же у него смеются и сам он улыбается!
— Где он будет жить? — спросил Миргасим и схватился за шляпу.
«Нет, теперь щенка в шляпу не упрячешь, раздобрел на больничных хлебах».
— Щенок, иди, я покажу тебе твоё жилище, — позвала Асия.
У самой ограды колхозного сада стоял дом — высокий, Миргасиму по плечи. Тесовая крыша, круглое окошко и дверь, настоящая, на железных петлях, и засов есть, всё как положено.
— Сначала куклы мои жили здесь, — сказала Асия, — потом они в сундук эвакуировались.
Перед домом — корытце и ведро. Асия налила в него свежей воды, в корытце положила кашу.
Но щенок на угощение и не посмотрел, подбежал к ближайшему деревцу, поднял заднюю лапу и полил его.
Ребята засмеялись, а щенок обернулся, щёки сморщил, хвост поджал, глаза стали злыми. Он оскалился и зарычал басом.
— Вот это пёс! — сказал Миргасим. — В обиду себя не даст.
— Злой, как его хозяйка, — прибавил Фаим.
Асия стукнула задиру кулаком по спине:
— Хватит на сегодня или ещё добавить?
— Чем драться, лучше бы имя своей собаке придумала.
И все наперебой стали предлагать имена:
— Репей!
— Отважный!
— Шайтан!
— Милый ты мой! — погладила щенка Асия. — Глаза твои на утренние звёзды похожи.
— Назовём щенка Юлдуз — звезда, — подхватила Шакире.
«Глаза твои — как звезда Чулпан», — вспомнил Миргасим и вдруг опечалился. Взглянул на Фатыму-апа. Она стояла, подняв лицо к небу, смотрела на лёгкое, словно перо, белое облако, которое тихо таяло в синеве. А руки Фатымы-апа расплетали и снова заплетали всё ту же непослушную левую косу.
— Давайте назовём собаку Чулпан! — сказал Миргасим, не сводя взора с тёмной, разделённой на три струйки пряди искрящихся на солнце волос.
— Правильно, хорошо: Чулпан, Чулпан! — подхватили все.
И только Фатыма-апа молчала.
— Звезда Чулпан, — уточнил Миргасим и снова посмотрел на Фатыму-апа.
Она покраснела, отвернулась.
Ах, как хотел бы Миргасим сказать ей:
«Когда брат мой пел вам: «Глаза твои — как звезда Чулпан», почему вы не ответили ему, почему не спели: «Хоть я не слепа и вижу других во всей красе, сердце моё не лежит ни к кому, кроме тебя». Все наши девушки так поют, если парень по душе, а вы брату моему ни одной песни никогда не спели. Почему?»