Кожаные башмаки
Шрифт:
Он смотрел на приунывшую, поникшую Фатыму-апа, и вспомнилось ему то утро, когда Мустафа прощался с ней.
Небо ещё только чуть-чуть побелело. Мустафа и Фатыма-апа вышли в степь. Трава, как серебром, была подёрнута росой, и шаги их оставляли тёмные следы на росе. Миргасим шёл позади. Они не замечали его. Между росистой травой и белым небом легла тонкой сверкающей лентой узкая полоса зари.
«Дарю тебе эту росу, — сказал Мустафа Фатыме-апа, — дарю тебе это небо…»
А небо уже пылало, охваченное огнём широко разлившейся зари. И береговые
А был в то утро Мустафа печален и пел Фатыме-апа горькую песню:
Зачем ты долго думаешь? Если хочешь полюбить, Полюби скорее.Миргасим поднял голову, взглянул на небо. Нет, совсем-совсем оно теперь другое. Ярко-синее, какое бывает перед осенью в самом конце лета.
Лёгкое, как гусиный пух, облако растаяло в густой синеве. Апа вздохнула.
«Тогда надо было вздыхать, не теперь!» — рассердился Миргасим и запел ей назло:
Глаза твои — как звезда Чулпан…— Чулпан не звезда, — рассердилась и она тоже, — Чулпан, как наша Земля, планета. Вокруг нашего Солнца ходит. Мы из одной семьи.
— Там, на той планете, тоже война? — спросил Миргасим.
— Кто знает? — отозвалась апа. — Вот гляжу ночью на небо и думаю: как там, среди звёзд, на других планетах, неужели убивают?
Заговорили о звёздах, о войне. И Фатыма-апа почувствовала, как оттягивает плечо, как тяжела кожаная почтовая сумка, набитая газетами. Известия в газетах невесёлые. А письма? Ох, есть и сегодня эти страшные конверты. Конверты с адресом, отпечатанным на пишущей машинке. Четыре письма в соседние деревни, одно — по здешнему адресу.
Апа простилась с Чулпаном, лапу его мохнатую в своей руке подержала, за ухом ему почесала и пошла.
«Ох, письмо, письмо, как отдать его?»
Девочки поспешили за Фатымой-апа. Она доверяла им разносить газеты, иногда позволяла разобрать почту.
Миргасиму уже наскучил щенок.
— Вы как хотите, а я домой. Вдруг письмо?
Глядя на него, сорвались Темирша и Фарагат.
— А я останусь, — сказал Фаим. — Кто мне письмо напишет? Нет у меня никого на свете.
— Как это никого? А твой дядя Саран?
— Да, дядя мой шибко грамотный. Каждый день письма пишет: «Кормлю Фаима, прошу выдать аванс на трудодни и пособие на сироту».
— И выдают?
— Вот ещё! Что у нас, хлеба нет?
— Для чего же пишет?
— Говорит: «Просить не запрещается».
Между тем Чулпан поел, попил и заскулил тонким голосом.
— Пищит, как маленькая птичка, — сказал Фаим и положил щенка в домик.
— Пойдём, Фаим. Если мой отец письмо прислал, там для всей деревни и для тебя тоже поклон будет. Идём!
Фаим рванулся было за Миргасимом, но потом сел на землю у собачьего домика:
— Сначала гусей бросили, теперь Чулпана? Нет, я останусь, буду сторожить.
— А мы побежали!
— Эй, — крикнул Фаим вдогонку, — если поклон для меня будет, сюда обратно бегите, мне скажите!
Миргасим и не обернулся. Он так спешил, что о биче своём пастушьем позабыл, наступил на него и не хватился, даже не заметил.
Глава шестнадцатая. Письмо
«Можно ли звёзды небесные в кулак собрать? — говорил, бывало, Миргасимов дедушка. — Так и наши дети — рассыпались повсюду. Зато будут у нас с тобой, мать, весёлые похороны — со всех концов земли кровные наши хоронить приедут».
«Нет, не приехали, когда ты ушёл от нас, — вздыхает бабушка. — Прости меня, старик, я виновата. Метели были, холод. Детей наших, внуков я пожалела. Весть печальную только весной им отправила… Эх, старик, старик, тебя нет, а я живу! Старому человеку умереть — как плоду зрелому с ветки упасть. А вот молодые жизни когда обрываются безо времени, с этим смириться никак нельзя. Ох, война, война!..»
Пригорюнилась бабушка. Большая семья была, где теперь все?
Сражаются бабушкины дети, внуки и на Северном фронте, и на Западном. Какой ещё есть у нас фронт? Да, под Москвой…
Бабушка уже и картошку сварила, и чайник в золу поставила, чтобы не остыл. «Почему Фатыма не идёт? Ну ладно, писем нет, а газеты? Что случилось там, на войне?»
Вдруг, громко хлопнув дверью, влетел в комнату Миргасим:
— Обогнал я девчонок, обогнал!
И тут же ворвались запыхавшиеся девочки — Шакире, Наиля, Асия:
— Фатыму-апа мы обогнали!
А вот и она, письмоносец. Входит, улыбается, но бабушку улыбкой не обманешь.
— Почему, дочка, на тебе лица нет?
— Вам, бабушка, письмо не пришло ещё, вам пока только пишут.
Наиля и Шакире принялись разбирать газеты — спорили, кому нести новости в полевые бригады, кому огородникам, кому на фермы.
Но Асия сегодня и не смотрит на газеты, она глядит на Фатыму-апа. Неужели извещение? Кому же? Не вытерпела, заглянула в сумку и вдруг высыпала письма на стол.
У Миргасима глаза разгорелись. Эх, если бы и его к столу пустили! Может, и сам он подошёл бы, да вот беда — читать не умеет! Но почему Асия так побелела? Зачем ладонью закрыла такой красивый конверт?
— Что такое? — чуть слышно спросила бабушка.
— Письмо. Мне.
— Читай, читай! — воскликнули девочки.
Асия опустила глаза, отвернулась:
— Прочитаю, когда захочу.
— Почему газеты людям не относите? — строго сказала бабушка.