Козыри мсье Венса
Шрифт:
— Да… Но я этому не верю.
— Меня подозревают также в том, что я убил вашего мужа…
— Да… В это я верю еще меньше.
До этого момента Катрин, как зачарованная, все еще глядела на свой портрет. А Фредди продолжал до сих пор стоять в тени.
— Но… — пролепетала она, вдруг пораженная его необычным обликом. — Что с вами случилось? Вы изменили внешность? Можно подумать, что…
Фредди машинально поднес руку к своему гриму:
— …что я являюсь агентом по сбыту церковных принадлежностей? Ну да!.. Этот нелепый маскарад остается
Катрин отвернулась и опять отдалась созерцанию горящих поленьев.
Фредди сел возле нее на диван мышиного цвета, тщетно пытаясь встретиться с ней взглядом.
— Все-таки!.. — сказал он. — Вы ведь не будете сожалеть об этом добром и славном Жорже?
— Нет, мне его не жаль! — честно призналась Катрин, словно разговаривала сама с собой. — Сколько я ни убеждаю себя в том, что должна его оплакивать, у меня ничего не получается!.. Наоборот, мне кажется, что я слишком долго не могу его забыть, стать прежней Катрин, той простой девушкой, которая инстинктивно различала добро и зло, всегда знала, что надо и чего не надо делать, что порядочно, а что подло…
Фредди встал и нервно прошелся по комнате.
— Вы по-прежнему все та же Кэт. Вы всегда были и будете ею!.. Вы знаете, что я должен уехать, покинуть эту страну? — бросил он глухим голосом с оттенком сожаления.
Катрин ничего не ответила. Она теребила пальцами свой поясок.
— Я уплыву в Канаду.
Отсутствующий взгляд Катрин снова остановился на поленьях (и портрете). Но он был по-прежнему неясным, лишенным выражения.
— Вы ведь знаете Канаду? — настаивал Фредди. — Штат Северной Америки, входящий в состав Британского содружества наций и разделенный на десять провинций… Она была открыта Кабо в 1497 году, колонизована Шампленом… Страна лесов и озер… Редкие породы деревьев, пушные звери… — Он принялся напевать песенку. — «Его паруса то тут, то там… Его паруса парят, парят… Его паруса парят, парят…» Знаете, да?.. Нет?..
«О, Мари-Мадлен, юбочка до колен, юбочка в клетку, милая детка…»
Он невольно повысил голос. Потом замолчал и сказал:
— Я уезжаю и забираю вас с собой.
Катрин слушала внимательно. Она медленно покачала головой:
— Я не хочу уезжать. Напротив. Чего бы мне хотелось после этого… этого потрясения, так это вновь очутиться в доме моего детства, в большом прохладном доме на берегах Луэна, где пахло воском и сливой, где время текло так, словно журчал ручей, в доме, похожем на остров…
Фредди бросил сигарету в огонь.
— Мне бы следовало взять с вас расписку! — сказал он.
— Расписку? — переспросила Катрин, не понимая, о чем он говорит. — Какую расписку?
— Долговую! — грубо бросил Фредди, и Катрин наконец посмотрела на него. — Послушайте, вы помните тот сочельник, когда вы вот здесь бросились в мои объятия и лепетали в слезах, как безумная: «Почему всегда уходят одни и те же?» Я тогда не понял — и кто бы мог это понять? — но я прекрасно уловил смысл того, что вы сказали потом: «Я хотела бы умереть… или пусть это будет он!» — Фредди нарочно выдержал паузу. — Дилемма, заключающая в себе решение… Встаньте на мое место. Конечно, я предпочел, чтобы это был он!
— Фредди! — простонала Катрин. Она встала и взяла его за лацканы пиджака. — Порой мне действительно хотелось обрести свободу и… и радость жизни, но не такой ценой!
— Я никогда не придаю значения цене, — сказал Фредди.
Казалось, Катрин снова лишилась рассудка, как и в тот сочельник, когда Фредди принял ее, рыдающую, в свои объятия.
— Убирайтесь! — крикнула она. — Уезжайте, я ненавижу вас!.. Вы были правы: я осталась такой же, какой и была, и останусь ею! Вопреки ему, вопреки вам!
Она взялась за шнурок звонка, нервно потянула его на себя так, словно звонила в колокол.
Фредди замешкался, а потом направился к двери. Несмотря на Делангля, он проиграл эту партию.
— Я ухожу…. но я вернусь! — Ему была ненавистна роль жертвы. — Я вернусь и уведу тебя, дорогая, даже если мне придется вытащить тебя отсюда за волосы!
Катрин, похоже, не придала значения угрозе:
— Я их остригу. Заберите этот портрет. Я больше на него не похожа! Ни один из портретов, нарисованных после моей свадьбы, больше на меня не похож!
XXV
Клара Бонанж в розовом пеньюаре, отороченном лебединым пухом, зажав телефонную трубку между плечом и ухом, машинально гладила рукой подголовник кресла.
— Алло… Алло, мсье Воробейчик?.. Это Клара Бонанж… Я прочла в газетах, что арест преступника — дело каких-нибудь часов?
Мсье Венс, который завязывал пояс на своем халате, ответил на другом конце провода:
— Газеты опережают события… Фредди все еще удирает от нас, и на всей скорости!
— Почему вы не арестуете Катрин? Возможно, это заставило бы его обнаружить себя?
— Сомневаюсь… Нет никаких доказательств, что мадам д’Ау является его сообщницей.
— Если она его любовница, то наверняка и сообщница!
— Не доказано также и то, что она его любовница.
Продолжая говорить, Клара Бонанж смотрела на картину «Поджог немцами Реймского собора»:
— Раз уж она уступила ухаживаниям Эктора Дезекса и еще многих других, — сказала Бонанж ядовито, — то с какой стати ей было отказывать Фредди Доло… Боюсь, вы очень плохо знаете женщин, мсье Воробейчик!
— Я тоже начинаю бояться этого! — вздохнул мсье Венс.
Дверь растворилась у него за спиной.
— Мисью! — крикнул Чу-Чи с порога. — Чу-Чи кончал готовить ванна.
Мсье Венс прикрыл телефонную трубку ладонью и сказал:
— О’кей, Чу! Подогрей воду.
Клара Бонанж говорила все более раздраженным тоном. Осторожно положив телефонную трубку на подушку, мсье Венс закурил сигарету.
В парадную дверь позвонили.
— Мисью! — это был снова Чу-Чи. — Мисью Вальтел…