Козырная дама

Соловьева Татьяна

Сеня нервно потянулся к лежавшему на столе тесаку с длинным стальным лезвием, но, заметив в руках одного из незваных гостей автомат, развернутый в его сторону, понял бессмысленность и безнадежность любых попыток защититься, замер, застыл в немом ужасе перед неизбежным.

— Гляди-ка, чего они тут устроили! — Слон прошелся по комнате, пнул попавшее под ноги пустое ведро, перевернувшееся с глухим звоном, который в наступившей тишине прозвучал как выстрел, повернулся к охраннику.

— Где он?

— Уехал… — хотя Слон и не назвал имени

Фогеля, Сеня понял, о ком тот спросил. На миг в его глазах мелькнула надежда — может, все еще обойдется, может, только Фогель им и нужен…

— Куда?!

— В Сельниково. С полчаса назад… — поспешно ответил Сеня, боясь даже нечаянной паузой рассердить гостей, чтобы не дай бог не дернулся палец на спусковом крючке автомата, с которого он ни на секунду не сводил теперь взгляда.

Но палец дернулся…

Треск автоматной очереди смешался со звоном разбитых бутылок, стекольно-водочным дождем и надсадными криками раненых людей.

Но ничего этого Сеня уже не слышал…

А дальше встретились две удачи.

Слону пофартило больше.

Фогель, как и сказал его покойный охранник, находился в Сельникове. Он и заехал-то сюда всего на несколько минут, не больше, — проверить, распорядиться, уже и сигнал личным своим охранникам дал, дескать, пора, уже и к выходу направился, когда в дом ворвались головорезы Слона.

Не утолившие легкой расправой в игренском цеху раздиравшую их жажду мести, в Сельникове они действовали не так торопливо.

— Всех угощаю! Пейте! — кричал Слон.

Его помощники, наставив автомат и зачерпнув попавшимся под руку нечистым ведром настаивающегося в чане суррогата, заставляли пить всех, кто был сейчас в цехе. Кто пить не хотел, получал пулю. Половину перестреляв, половину утопив в чанах с водкой, Слон «на закуску» оставил только Фогеля.

— Ах ты, гнида поганая! — чувствуя свою силу и близкую победу, он больше не кричал, говорил негромко и улыбчиво. — Ты же знал, что Пузырь Петрович в этом городе мой! Знал! Что ж ты, тварь, полез?! Ты же этой водкой сейчас захлебнешься! А ну, братва, поднесите ему!

Один из слоновских схватил коротышку Фогеля, вцепился ему в волосы и запрокинул голову, а Гладик принялся вливать в него водку, вставив горлышко бутылки глубоко в рот. Глядя, как насильно поят Фогеля его же собственной отравой, Слон хохотал громко и счастливо.

Влив всю бутылку, Гладик отбросил ее в сторону, потянулся за следующей, собираясь поить Фогеля и дальше, но не успел — тот закашлялся, начал блевать.

— Захмелел, что ли?! — с притворной жалостью в голосе спросил Слон.

Приступ тошноты утих, и Фогель ненавидяще смотрел на мясистое, загорелое в недавнем круизе лицо Слона, понимая — конец близок. Он решил отыграться хотя бы на словах, употребляя самые грязные и обидные из воровского жаргона.

— Ты флегон, чухан! — тяжело ворочая во рту язык, ставший огромным и мешающим, как кляп, пробормотал Фогель.

— Я — честный вор! — заорал Слон. Ругательство, которое

на зоне обычно применялось к опущенным, крепко зацепило Слона. — А вот ты флегон! — Он подскочил к Фогелю и ударил его.

Всего раз ударил, но с удовольствием, с вывертом, вкладывая в удар всю силу, которая накопилась в его большом разгневанном теле, а когда тот, потеряв сознание, рухнул на грязный пол, кивнул своим:

— Кончайте! Только так, чтоб подольше мучился.

Фогель был еще жив, когда его бросили в чан, до половины заполненный суррогатом будущей водки. Слон взял стоявшую неподалеку деревянную лопату и старательно помешал в чане.

— А ничего фогелевочка вышла! — пошутил он, и братва дружно засмеялась.

Подъезжая к большому запущенному дому неподалеку от сельниковской железнодорожной станции, Елизавета и Андрей увидели, как от него отъехало несколько машин.

— Кажется, бригада Слона, — кивнул им вслед Андрей. — Насчет других ничего сказать не могу, не знаю, но одна из машин точно джип Слона. Такой, с особыми фарами, в городе один.

— Наверное, мы попали на очередную разборку, — предположила Елизавета.

— Посмотрим…

Андрей остановил машину, и они направились к дому, удивляясь стоявшей вокруг тишине. Но оттого, что они увидели чуть позже, уже войдя в дом, переоборудованный под водочный цех, стыла кровь. Около дюжины мертвых тел скрючились в неестественных позах на полу, на нарах. Трупами были заполнены и три больших чана. В одном из убитых Елизавета и Андрей узнали Фогеля. Видимо, после того как утопили в суррогате, в него еще и стреляли — жидкость в чане окрасилась кровью, казавшейся почему-то слишком светлой.

— На этот раз Фогеля достали, — прокомментировала увиденное Елизавета, обойдя комнату и останавливаясь у чана с их первым клиентом.

Было в ее поведении что-то странное, неестественное. С одной стороны, слова звучали почти равнодушно, словно не о жуткой расправе говорила она, не искореженные смертью и страхом мертвые лица видела, а что-то обыденное и скучное. А с другой — в движениях проскальзывала нервозность и какая-то не совсем здоровая возбужденность.

Фогель после последней разборки с давним и лютым своим врагом стал недосягаем, в этом доме Елизавете и Андрею делать было нечего, и они, сев в машину, уехали.

— Достали Фогеля… — задумчиво повторила Елизавета, когда машина уже неслась по трассе в сторону города.

— А мне его жаль, — Андрею на этот раз почему-то не хотелось соглашаться с нею. — Толковый мужик был…

— А мне нет! — рассердилась Елизавета. Андрей и раньше, бывало, не во всем соглашался с ней, но сейчас ей стало это неприятно, отсутствие единодушия в суждениях она восприняла как трещинку в отношениях. Небольшую, может быть, заметную лишь ей, но трещинку.

— Что будем делать? Квартира на Пушкинской, похоже, уплыла, — спросил Андрей, не придав никакого значения гневу шефини.