Козырная дама
Шрифт:
Такие люди общительны, но в меру, они редко становятся душой компании. Не молчуны, не скрытники, но и разговорчивыми их никак не назовешь. Не мрачны, не угрюмы, но остроумцы и весельчаки выходят не из их числа.
Такие люди не участвуют в художественной самодеятельности, не поют под гитару бардовские песни, не коллекционируют марки, значки, спичечные этикетки или предметы старины, не занимаются спортом, не ходят в бассейн, не бывают на кортах, не участвуют ни в каких командах, футбольных или волейбольных.
В учебе это хорошисты, отличниками не становятся, золотых медалей и красных дипломов
Книги читают. Немного, десяток страниц перед сном, но почитывают.
Политикой не интересуются, пристрастий к той или иной партии не имеют. Их не избирают в депутаты, не предоставляют под аплодисменты слово на митингах. Даже на деловых совещаниях, пятиминутках, собраниях они открывают рот лишь для того, чтобы ответить на обращенный непосредственно к ним вопрос.
В личной жизни не бабники, но и не однолюбы, нередко женаты дважды, и оба раза по любви.
Это люди среднего здоровья, среднего роста, средней внешности и среднего достатка.
Иногда их называют середнячками, вкладывая в это определение изрядную долю пренебрежения. Другое мнение окрашено в иной цвет — дескать, золотая середина.
Они кажутся скучными, о них не пишут в газетах, не рассказывают по радио, о них, как правило, вообще не говорят. Но если задуматься, всмотреться, то окажется, что люди эти порядочны, нравственны, совестливы, добры, надежны, они не подведут, не предадут, поддавшись страстям, не обидят в пылу плохого настроения.
Таких людей большинство.
К ним относился и Казанцев.
Одного лишь в нем было не в меру — подозрительности. Если бы вдруг вздумалось провести конкурс на самого подозрительного следователя, Казанцев, безусловно, занял бы первое место.
Достаточно было небольшой детали, крохотного фактика, необъяснимого отклонения в сторону, чтобы Казанцев начинал подозрительно относиться к человеку, его словам, поступкам, другим людям, кажущимся простыми, открытыми и понятными. При этом Казанцев упрямо не желал отказываться от своих подозрений, проверял и перепроверял их, хотя в обычной жизни он к упрямцам не относился. Бывало, подозрения не оправдывались, чему Казанцев нисколько не огорчался и потерянного времени не жалел. Но бывало и наоборот, он будто открывал дверь в кладовку, а там оказывалось…
Много чего там оказывалось!
В группе Казанцева об этой черте его характера знали и относились к ней спокойно, хотя порою из-за чрезмерной подозрительности руководителя следователям приходилось делать лишнюю работу, что, впрочем, воспринималось как неизбежность, никто не роптал и не спорил. От того же Казанцева Олег Антипов и Костя Зубахин заразились уверенностью, что лишней работы в следствии не бывает, любые усилия результативны. И результат этот — полная ясность происходящего.
Давно ли Казанцев, Антипов и Зубахин курили сигарету за сигаретой и говорили о том, что в деле «ассенизаторов» ясности-то и нет, несмотря на арест почти всех членов банды, на добытые в долгие часы допросов сведения и то, что с этими арестами в городе прекратились массовые убийства хозяев квартир. Было вскрыто более пятидесяти эпизодов преступной деятельности банды. Стало известно, что Пыхова и Долгушина повесили по указанию Горелина, но точку
— Почему же Горелин так боялся, что они заговорят? — скорее думал вслух, чем спрашивал Казанцев.
— А может, ты нагружаешь ситуацию смыслом, которого в ней нет? — предположил Антипов. — Думаю, на самом деле все проще, оба — и Санитар, и Жоржик — лично знали Горелина, могли указать на него. Да и о деятельности банды эти двое знали больше, чем остальные.
— Знали — не знали… Что дальше? — не согласился с Антиповым Зубахин. — Ну, всплывет еще одно, пусть даже несколько новых случаев убийств — что это меняет, если в пятидесяти эпизодах они уже раскололись. Нет, тут было что-то неизвестное другим «ассенизаторам»…
— Или кто-то, кто не фигурирует в квартирном деле, — зацепился за слова помощника Казанцев и развил мысль дальше, — но мы могли выйти на него через Пыхова или Долгушина.
— Логично, — согласился и Антипов. — Что будем делать дальше?
— То, что делали и вчера, — отрабатывать связи Пыхова, Долгушина и, самое главное, Го-релина. Чувствую, есть в них что-то такое, обо что мы споткнемся, как о бревно, валяющееся под ногами, — ответил Казанцев.
— Или хотя бы прутик, — улыбнулся Зуба-хин.
— Бревно! — с вызовом повторил Казанцев.
И как в воду глядел.
Прошло меньше недели, и троица в том же составе собралась в кабинете руководителя группы. Также курили, обсуждая вновь открывшиеся подробности.
— Сначала ты, Костя, — сказал Казанцев. — Что у тебя по Санитару?
— Во-первых, Петров. Мне показалось, что ты, Гена, рано успокоился на его счет. Что-то мне не давало покоя в этой ситуации, не верилось, чтобы начальник судмедэкспертной службы был ни к чему не причастен, в то время как у него под носом Санитар крутил с десятками трупов.
— И что Петров? — лукаво спросил Казанцев.
— А то самое, что ты и говорил, — чист, как младенец. В смысле криминала, разумеется. В остальном же к работе относится спустя рукава, пьет горькую, иногда на пару с Литвинцом. Зато по Санитару всплыло кое-что новенькое. Трупов, которые он отправлял через морг суд-медслужбы на кремацию, оказалось больше, чем их поставляли «ассенизаторы». Прощупал. Выяснилось, что с полгода назад Пыхов оформил справку о естественной смерти, формулировка все та же — острая сердечная недостаточность, на некоего Рустамова, бывшего спортсмена, каратиста, мастера спорта, крепко повязанного не просто с криминальным миром, а… — Зубахин сделал паузу, победно глядя на следователей.
— Да не тяни ты, чертяка! — не выдержал Антипов.
— Рустамов был связан с бандой Эстета! Занимался подготовкой боевиков, но в последнее время поплыл — наркотики.
Внутри Казанцева что-то зазвенело, отозвалось, словно на признание в любви. Эстет — человек-миф, летучий голландец, хозяин самой крутой группировки в городе. Одно его имя приводило в трепет, хотя в лицо в криминальном мире его не знал никто.
— У меня тоже возник один эстет, но не в качестве бандюги, а в прямом смысле этого слова — любитель прекрасного, книгочей, философ, эрудит, меценат, создавший частную балетную труппу, способную выдержать соперничество с лучшими танцорами страны.