Козырная дама
Шрифт:
И прокурор, и следователь Зое Иннокентьевне понравились. Вернувшись домой, она первым делом позвонила Римме и рассказала, как правильно она поступила и как не права была Римма, утверждавшая, что в прокуратуре Зою Иннокентьевну даже слушать не станут, потому что занимаются только убийствами, а они с Игорем, слава богу, живы. Затем она внесла в прокуратуру составленный ранее список «проведенных мероприятий», по которому выходило, что она охватила довольно большой круг разных людей и организаций — ходила на прием к мэру города, начальнику милиции, редактору газеты. Не считая Коли Слона, Фогеля, Елизаветы, Мельника и прочих и прочих.
* * *
Более
Внешность его больше подошла бы женщине — утонченные черты лица, гладкая, бархатная кожа без всяких признаков щетины, появляющейся обычно у бреющихся мужчин. Щетины вообще не было, лишь нежный пушок чуть золотился на окраинах щек. У Андрея были густые, мягкие, послушные волосы, за которыми он тщательно ухаживал, подстригаясь у хороших мастеров и каждое утро покрывая их тончайшим слоем лака, чтобы удержать прическу, не дать ей рассыпаться беспорядочными прядями.
К аккуратности он был приучен с детства, а со временем черта эта обернулась нетерпимым, пожалуй, даже болезненным отношением к любому беспорядку, чего бы это ни касалось — одежды, прически, бумаг на столе, небрежно брошенной вещи. Если Андрей замечал, что стул стоит не так, как ему положено, он тут же бросался передвигать его, ставить на место.
Ростом Андрей был высок, но в его фигуре неуловимо угадывалось что-то женское. Почему так казалось, понять с первого взгляда трудно, но, присмотревшись, можно было заметить, что плечи у парня чуть уже, чем полагается по росту, а бедра, наоборот, чуть шире, пышнее. Жесты, движения у него были плавными и немного кокетливыми, словно у красивой женщины. Не изменились они и после двух лет в Афганистане, где Андрею пришлось пройти войну, увидеть кровь и смерть.
Но самой большой несуразностью в его облике были глаза — колючие, острые, какие бывают у людей злых, коварных, но волевых и жестких. Ни злости, ни коварства в Андрее не было, характер у него был неконфликтный, и парень легко подчинялся и Виктору Торопову, с которым служил в Афганистане, и его жене Елизавете. Решений он принимать не любил, плыл по жизни, как по течению. Он и в охранном агентстве «Синяя птица» оказался лишь потому, что его прибило к этому берегу.
А могло прибить и к другому.
Казалось, он весь состоит из комплексов, нерешительности и раздвоенности. Страдал по любому поводу и без него, исступленно, до полного опустошения души. Когда на него накатывало, Андрей закрывался в своей однокомнатной, вылизанной, будто у старой девы, квартире, отключал телефон, не откликался, если звонили в дверь, переставал есть, спать, сутками лежал на диване, отдаваясь отчаянию и безысходности.
Иногда хандра легко отпускала его изнуренную душу, и тогда Андрей тщательно наглаживал рубашки, брюки, с особой аккуратностью причесывал свою роскошную шевелюру и выходил к людям, осунувшийся, бледный, но более-менее живой.
Но порою все заканчивалось бунтом. Андрей звонил Елизавете, наговаривал ей гадостей, обличал в подлости, бессовестности, грозил, что ноги его больше не будет в «Синей птице», так как он не собирается становиться преступником, которого
Бунт этот был бессмысленным. Уже через несколько часов Андрей, сломленный и притихший, шел к Тороповым домой или в охранное агентство, каялся в несдержанности и глупости.
И жизнь текла дальше.
Елизавета не гнала его, держала возле себя. Не столько из-за его деловых качеств, весьма посредственных, сколько по острой необходимости, — верных, надежных людей, которые не побегут в милицию с повинной, пока не хватало. К тому же… К тому же Андрей был неутомимым, нежным, ласковым любовником, и Елизавета, не стесняясь, использовала его, когда только вздумается. Это могло быть и среди дня, когда Андрей заходил в кабинет и устраивался в соседнем кресле с чашкой кофе. Она, улыбаясь шало и удивленно, подходила к нему и, наклонившись, расстегивала «молнию» на брюках. Деловито, как делала все, получала требуемое, одевалась и тут же, без перехода, будто ничего не произошло, говорила о делах.
Но сегодня Елизавете было не до любовных утех.
Гневная, растрепанная, она пронеслась через приемную и влетела в свой кабинет в тот момент, когда Андрей задвигал верхний ящик ее письменного стола.
— Что-то искал?
— Положил ключи от сейфа, — отозвался Андрей. — Деньги закончились, взял немного.
— А-а-а! — протянула Елизавета и тут же забыла об этом, как о чем-то несущественном. В сейфе лежали деньги, и Андрею разрешалось брать оттуда, когда требовалось. — Представляешь, — задыхаясь от гнева, сказала она, — этот теткин придурок сбежал! Или его выкрали…
— Кому он нужен? — удивился Андрей. — И кто мог знать, что он на Ботанической?
— Наверное, сам и сообщил. Ему удалось найти телефон. Перед тем как привезти его, я второпях спрятала телефон на антресолях в прихожей, а теперь он стоит на тумбочке, включен.
— Сама виновата, не нужно было оставлять телефон в квартире.
— Но мне и в голову не пришло, что он будет шарить по антресолям! А теперь его выкрали!
— Почему ты решила, что выкрали? Он мог просто уйти…
— Не мог. Я его заперла. Да и замок вскрыт больно уж профессионально — с помощью жвачки. Ее засунули в замочную скважину и подобрали ключи — ты знаешь этот способ, сам как-то рассказывал.
— Его многие знают, приемчик несложный, — сказал Андрей как бы оправдываясь: дескать, отношения к этому не имею, не моих рук дело. — Хорошо, предположим, ты права и парня действительно выкрали. Кто мог это сделать?
— Ворбьев. Фогель мертв. Остается только Ворбьев.
— Он не мог знать о квартире на Ботанической.
— Ну, не эти же тетки, которые приходили к нам…
— Это мог быть кто-то из его друзей, — предположил Андрей.
— Да, скорее всего так и было, — согласилась Елизавета, других предположений у нее не возникло.
— Что собираешься теперь делать?
— Не знаю пока. Думаю, нужно форсировать события, иначе квартира уплывет.
— Она и так уплывет, раз ты упустила парня.
— Нет! Даже думать об этом не хочу! В конце концов, остается еще Ворбьев. Что ты выяснил с ним?
— Ничего хорошего. Ворбьева я не нашел…
— Не нашел?! Ты что же, не смог узнать нужного адреса?
— Адрес узнал, съездил по нему, нашел улицу, дом, заходил в подъезд, звонил в дверь квартиры, но мне никто не открыл — Ворбьев живет один и уже несколько дней не появляется дома.