Козырная карта Апокалипсиса
Шрифт:
Не знаю, как Тима умудрился уловить ход моих размышлений, но, понаблюдав, как я рисую узоры вилкой по тарелке, он грозно прорычал сквозь зубы:
— Жуй, давай! И прекращай страдать, а то сейчас миску на голову надену, и поварешкой сверху буду стучать до очередного просветления.
Едва я представила эту картину в переполненной столовой, как мне неожиданно сразу полегчало, и просветление пришло даже без помощи поварешки. Поздно пить боржоми, зато можно сделать выводы и учесть все ошибки. А еще, фигос Эззи под нос, но отказываться от тренировок с Фредо я не собираюсь, вот! Просто буду учиться себя контролировать и сдерживать, и с ним, и с его «партнером». Но отказываться от той красоты, от вчерашних,
— Знаешь, я, пожалуй, поварешку все же на кухне сопру, — выдал внимательно наблюдающий за изменением моего настроения Тимка. — Она вон, даже как упоминание чудеса творит. Так что повешу у тебя над дверью, в рамочке, с припиской: «При первых признаках невменяемости у Ринки схватить и помахать у нее перед носом».
— Тимк, какое счастье, что у меня есть ты!
— Угу, а на кухне — поварешки, — фыркнул, расслабляясь, домовенок. — Жуй, а то не обедала нормально. Скоро сможешь за местными швабрами прятаться…
В просветленном ажиотаже я даже согласилась, что мне незачем смотреть на наказание, и сразу после ужина мы направились в общагу. Но тут нас поджидал не очень приятный сюрприз — проход вверх по лестнице был заблокирован. Вниз — работал, потому как на первый этаж, пока мы пытались пробиться к себе на десятый, спустились семеро парней.
— Сегодня же прогон через строй, — пояснил нам один из спустившихся. — Всем надо присутствовать.
На всякий случай я решила сбегать к соседней башне, проверить… Почему-то именно к общежитию магов воды, а не воздуха. Там ситуация была точно такая же. Студенты понуро спускались вниз, и не было никого, кто поднимался бы наверх. Меня начало буквально колотить изнутри. Это, получается, принудительный спектакль для всех? Принудительно-поучительный, о том, как не надо себя вести в Академии?! И Фредо… при всех… и он сам вызвался… и… ради Эззи… и жизнью он рисковал ради Эззи, и сейчас вот… ради него… на такое унижение…
— Вот ведь жгучки-колючки, а повареху-то я в столовой так и не увел. Зря, — констатировал Тим. Схватил меня за руку и потащил куда-то. Я сначала слабо отбивалась, потом затихла, а в себя пришла в общем туалете, от большой горсти холодной воды в лицо.
— Во! Ниммеевская метода тоже работает! — гордо объявил Тимошка. — Все, заканчивай нагонять тоску, утомила уже.
— Тим, ты не понимаешь…
— Это ты не понимаешь. Половозрелый жлоб сам сделал выбор, зная, на что идет. Так не делай из этого мировой трагедии. Опекуном этой вазелиновой дряни он тоже в здравом уме себя назначил, а не силой ему навязали…
— А может и силой! — такая мысль мне в голову не приходила, а теперь пришла и засела, вполне себе логичная или удачно замаскировавшаяся.
— Тьфу ты… — растерянно выругался Тимка. — Ты его что, совсем за нормального мужика не держишь?!
Я изумленно захлопала глазами, пытаясь осознать, что у меня сейчас спросили. Я? Фредо? Еще как держу… за мужика…
— Так вот, нормальный мужик за свои слова и действия сам отвечает, ясно?! Сам решил, сам сделал! И не позорь его нюнями. Он, может, и эгоист, только вину за собственную дурь признает. За это уважать надо, а не соль по роже размазывать. Иех, видела бы ты! — Тимоха даже глаза прикрыл, вспоминая. — Откуда только силы взялись, когда Эззи в тебя огнем пальнул. Быстрее меня побежал, а до этого еле идти мог. Когда ты сдачу швырнула, я его за рукав, а он меня в сторону: «Никогда себе не прощу» и вперед, между вами… Дурак, конечно. Я бы говнюка этого мелкого на себя бы дернул, и все. А этот медаль героя посмертно захотел, не иначе. Хотя ты бы тогда ползамка разнесла, от тебя жар на весь корпус шел…Странно, но мне почему-то было приятно слушать этот короткий эмоциональный пересказ. Приятно и больно, потому что спасали, в итоге, не меня, а Эззелина, и жизнью рисковали ради него, а не ради меня. И…
— Сейчас опять оболью, — серьезным голосом предупредил Тимка. — Блажь надо изгонять сразу, пока в подкорку не въелась.
— Я не блажу, а ревную! — рыкнула я, чувствуя, что да, опять полегчало. — Ревную я…
— А, ну это можно, — тут же расслабился Тимоха. — Тут он по всем статьям сволочь последняя, согласен. Только рожу такую страдательную делать не надо, ревновать надо с топором в руке, ну на крайний случай — с поварешкой. А не с лицом болотного гуля. Вот, как оклемается, приставь ему нож к горлу, и пусть выбирает. Или ты с ножом, или придурок его…
— Тимош, ну что тут выбирать? — я вздохнула, но, увидев под носом кулак Тимки, не удержалась — улыбнулась, скупо и едва заметно. — Ты же видел, что у нас от прикосновений бывает?
— Тогда и ревновать глупо, верно? Лучше заведи себе тоже кого-нибудь… Пусть он ревнует.
— Эм… — я даже зависла от такого предложения.
— А что? У него есть партнер по сексу, вот ты себе тоже заведи. Бери пример с меня! А платонически страдайте друг подле друга, сколько влезет, если душа просит.
Ответить на это что-то более-менее внятное я не успела, потому что вдруг везде зазвучал звонкий, тонкий и довольно противный голосок:
— Всем студентам Академии следует в течение дюжины долей выйти на крыши четвертого, пятого или восьмого корпусов, чтобы присутствовать при наказании за несанкционированную магическую дуэль.
Дюжина долей, это, примерно, пятнадцать минут… Надо бы поторопиться, тем более сейчас все туда ломанутся.
— Нам на четвертый, он выше всего, — пробормотала я и потянула Тимку, но противный голос снова зазвучал на весь замок:
— Студент Рин Гончаров, как участника дуэли, вас ждут во дворе между четвертым, пятым и восьмым корпусом. Студент Рин Гончаров…
— И-и-ять… — я тихо принялась стекать по стенке, чувствуя, как от страха подкашиваются ноги. Тоже мне… любопытство с возбуждением…
Закрыв глаза, я сосчитала до десяти, встала, сама спокойно умылась, посмотрелась в висящее на стене зеркало — шальной взгляд неожиданно ставших еще больше серо-голубых глаз, ввалившиеся скулы, бледное лицо и нездоровый румянец, несмотря на внутренний озноб, и абсолютно ледяные руки. Ярко-красные искусанные губы прекрасно завершали картину. Красавица! Еще одна порция холодной воды, теперь потрясти головой, отгоняя глупые мысли и приводя в порядок прическу. Все. Одернув жилетку и расправив воротник рубашки, я с прямой спиной и на негнущихся ногах пошагала по коридорам. Тимоха молча пристроился рядом. Однако на выходе во двор меня пропустило, а его — нет. Обернувшись на его: «Ри-и-ин», я успокаивающе кивнула: «Справлюсь, не переживай!», и пошла дальше, к высокому тощему еще довольно молодому мужчине, с крупными грубоватыми чертами вытянутого лица. Наверное, это и есть их Тарелка.
— Студент Рин?
— Лэр Тарелло? — противный голос, противная лошадиная морда. Может, он, конечно, психолог хороший, но что-то я сомневаюсь.
— Рад, что вы обо мне наслышаны, студент Рин.
Моя любимая шлея под хвостом, активирующаяся от страха, не подвела и на этот раз:
— Лэр Рин.
Почему-то у Демо «студент Рин» звучало не так раздражающе, как у этого психолога. Не бесило. Хотя меня сейчас все раздражает, и эта Тарелка в первую очередь.
— Если не ошибаюсь, вы еще не получили титул…