Козырной день
Шрифт:
Вспоминается одна приземистая дама с сипловатым хозяйским голосом, специалист в области сварочного производства, которая несколько лет ходила в одну семью, собирая по крупицам недоразумения, успехи, радости, чтобы однажды, хватанув для храбрости чего-то вроде червивки, разразиться такой безудержной ненавистью, таким неуправляемым хамством, что всех, кто был при этом, до сих пор дрожь пробирает, словно пришлось прикоснуться к невероятно отвратному гаду.
– А знаешь, – сказал один гость хозяину, – будь у нее возможность, она бы убила тебя.
– За что?!
– Не правильно ставишь вопрос… Не за что, а зачем. Чтобы успокоиться. Столько лет таскать в себе ушат грязи! Она могла выплеснуть его в троллейбусе, на соседку, на своего затравленного мужа… Такой человек. Ты подари ей среди зимы букет роз, подари! И она тебя возненавидит. За что? За то, что ты имеешь возможность и великодушие среди зимы дарить букет роз.
Женщина с прошлым
То, что начальник милиции Белоусов вспомнил человека по его словесному портрету, говорит не о случайном совпадении или везении, нет, все получилось проще и лучше. Белоусов помнил людей, с которыми ему приходилось иметь дело. Ведь он положил перед Борисихиной не десять снимков, не сто, он положил перед ней один снимок – портрет Нефедова.
Утром на допрос к следователю прокуратуры Засыпкиной была доставлена на машине мать Нефедова – Лидия Геннадиевна. Женщина с прошлым – так ее определила для себя Галина Анатольевна. За годы работы ей немало пришлось повидать людей, нередко удавалось добираться до их сути. И постепенно выработалась привычка стремиться до конца понять сидящего перед ней человека, выступает ли он в роли свидетеля, обвиняемого, подозреваемого.
Взглянув на Нефедову, на ее широкий, какой-то мужской, хозяйский шаг, отметила манеру смотреть на собеседника как бы чуть со стороны, сверху, вскинув бровь. Из пяти пальцев руки Нефедова, кажется, пользовалась только тремя, изысканно отбросив мизинец и безымянный в сторону, словно боясь обо что-то запачкаться. И еще золото. На пальцах, в ушах, на шее. Хотя знала, куда ехала, знала, что не вечерний спектакль ее ожидает. Может быть, она рассчитывала дать утренний спектакль? И еще заметила Галина Анатольевна уверенность в каком-то своем превосходстве. То ли недостаток образования, то ли избыток самоуверенности, а может, и то и другое создавали впечатление вульгарности, за которой чувствовалась готовность говорить о чем угодно, не очень стараясь при этом быть честным. Тогда-то Галина Анатольевна и произнесла про себя эти слова – женщина с прошлым. Да, подумала Засыпкина, была у нее другая жизнь. Впрочем, не исключено, что она одновременно живет не одной жизнью. А золото, очевидно, убеждало ее в некой неприкосновенности, как бы ограждало от людей, не помеченных этим высоким знаком, держало их на почтительном расстоянии.
– Где ваш сын, Лидия Геннадиевна?
– Сын? Один остался дома. Спит. Вы его имеете в виду?
– Нет, я говорю о вашем старшем сыне, Юрии.
– Могу ли я знать, чем вызван ваш интерес к нему?
– Вы, очевидно, слышали о пожаре на улице Кутузова…
– Да! Это кошмарная история! Какой ужас! Знаете, в городе такие страшные слухи, что я не решаюсь им верить. Вы наверняка знаете больше. Скажите же мне – что произошло на самом деле? Говорят, погибли люди?
– Есть основания полагать, что ваш сын Юрий имеет к происшедшему какое-то отношение.
– Вы хотите сказать, что он знал погибших?
– Девятого марта его видели в этом доме. Нефедова снисходительно посмотрела на следователя, щелчком алого ногтя сбила с рукава невидимую пылинку, вздохнула, как бы жалея себя за то, что приходится маяться в таком вот обществе.
– Этого не может быть, – с легкой усталостью проговорила Лидия Геннадиевна. – Его больше двух месяцев нет в городе. Скажу по секрету, – она наклонилась к следователю и с улыбкой вполголоса сказала, – я сама его выписала.
Нефедова говорила правду. Она работала в паспортном отделе домоуправления и собственноручно выписала сына сразу после нашумевшего штурма вытрезвителя. Пока суд да дело, глядишь, все и заглохнет.
В кабинет вошел прокурор Кокухин. Присел к столу.
– Дело в том, Лидия Геннадиевна, – сказал он, – что Юрия видели в городе и восьмого марта. Видели в доме Жигунова накануне происшествия. Среди погибших его не обнаружили. Судя по вашим словам, нет сына и дома. Ведь его нет дома?
– Н-. – нет, – с заминкой произнесла Нефедова, несколько сбитая с толку уверенным тоном прокурора.
– И он не заходил?
– Нет.
– И вы не знали, что он в городе?
– Нет. Хотя… – Нефедова пошевелила ухоженны ми пальцами, давая понять, что не стоит так уж категорически воспринимать ее “нет”. – Знаете, вот сейчас я припоминаю… Какой-то парень бросил мне на улице мимоходом… Понимаете, я сделала ему замечание. Он дружил когда-то с Юрием, бывал в нашем доме… Я полагаю, что имею право сделать ему замечание, Нефедова обращалась к Кокухину, видимо, разговор с прокурором не так уязвлял ее самолюбие. – А он мне в ответ – смотрите, дескать, за своим сыном. Тогда я подумала, что он сказал это вообще, а теперь… Возможно, он видел Юрия в городе.
– Фамилия этого парня? – спросила Засыпкина.
– Не помню… Не то – Савельев…
– Постарайтесь вспомнить. Это важно.
– Он живет в доме напротив нашего. Его там все знают… А фамилия… Может быть, Соколов? – почему-то спросила Нефедова у прокурора.
Все помолчали. Конечно, Нефедова знала больше. Ее половинчатые показания – всего лишь попытка сохранить лицо, чтобы и в дальнейшем вести себя уверенно, не будучи уличенной во лжи.
– Куда уехал ваш сын? – спросил Кокухин.
– В документах указано. Я не верю, что вы пригласили меня сюда, не заглянув в документы, – она усмехнулась.
– Заглянули, – спокойно кивнул Кокухин. – Ив данный момент, – он взглянул на часы, – два оперативных работника находятся в воздухе по пути в Архангельск.
– Уже? – искренне удивилась Нефедова и сразу что-то неуловимо изменилось в ее облике – она стала скромнее. Чуть опустила подбородок, повернула лицо к прокурору, ладошки положила на колени. – Видите ли, Павел Михайлович… Вполне возможно, что они его там не найдут.
– Они его там наверняка не найдут, – усмехнулся Кокухин. – Ведь его видели здесь сутки назад.
– Зачем же их послали в такую даль? – простодушно спросила Лидия Геннадиевна.
– Необходимо установить, где он жил, как жил, с кем общался, чем увлекался… И так далее. Вряд ли нужно перечислять все детали нашей работы.
– Да-да, конечно… Вы правы.
Прокурор и следователь переглянулись – поведение Нефедовой как-то вываливалось из разговора, из его содержания. Стало заметно, что Лидии Геннадиевне гораздо больше лет, нежели это казалось на первый взгляд, косметика, манеры, золото, словно бы в один миг потеряли свою силу и обнажили возраст хозяйки – ее слабое место.