Крах атамана
Шрифт:
– Предъявите документы! – загородил дорогу Лосицкий.
– Вот те мой мандат! – ткнул револьверный ствол обходчику в лицо скуластый невысокий крепыш в долгополой солдатской шинели и ботинках с обмотками, но, ухмыльнувшись, вытащил из кармана сложенный вчетверо помятый лист.
– На, читай! Вишь – Госполитохрана, мандат на обыск! Понял ты?
– Долгарь! – обернулся второй к последнему из троицы. – А ну-ка, волоки сюда того толстопузого.
Названный «Долгарем» исчез за дверью.
– Так-с, граждане… Значитца,
Заглянул, отведя стволом занавеску, в комнатку, где притихла кучкой на родительской кровати перепуганная ребятня путевого обходчика.
– Чего вы хотите? – подал голос Лосицкий. – Я же вам сказал…
– Молчать! Заткни едало! – заорал «солдатик».
По ступенькам, а потом в сенях затопали шаги, и в двери ввалился названный Долгарем. Он и еще один такой же «госполитохрановец» заволокли в дом осанистого степенного мужчину лет сорока.
– Осип Мартынович! Боже мой! Вас-то каким ветром?! – невольно воскликнул Лосицкий, увидев своего давнего знакомого Брозовского.
Тот нередко останавливался у них на ночлег, торгуя галантереей и бакалеей на станциях и полустанках. За постой всегда расплачивался – своим товаром, даже кое-какие вещи, чаще из собственного гардероба, хранил у Лосицких до следующего своего приезда.
– Да вот, дернул черт! – в сердцах отозвался Брозовский. – Поехали посмотреть лавку, подремонтировать, а тут эти…
– Молчать! – снова заорал низкорослый в шинели и скомандовал «гоголю» в засаленном френче. – Яха, ставь этого борова к стенке, лично в его буржуйские кишки пулю залеплю, страсть как охота!
– Ни к чаму мокруху разводить! – отрезал «Яха» и перевел глаза на Брозовского. – Ну, где твое добро?
– Тут, в сундуке. Открой им, Василий, чего уж…
– Хе-е… Ну и пожива! – разочарованно заглянул в сундук Долгарь. – Разве что, Миха, лапсердак на тебя впору, – повернулся он к четвертому налетчику, который, как увидела Лосицкая, заметно косил на правый глаз.
– Тащите торговца к Жулевичам! – скомандовал парень в английском френче. – И с ём тех двух, с которыми он сюды приехал! Всех в подполье!
Лосицкий переглянулся с женой, прижавшейся к стене. Сомнений уже не оставалось – в доме хозяйничали бандиты.
Когда Брозовского увели, вооруженный «браунингом» налетчик процедил:
– Добрые люди сказывают, что восемь сотен золотых ховаете… Добровольно выдадите или?..
Ствол пистолета нацелился в Лосицкого.
– Господи! Да откуда!.. – охнула хозяйка.
– Ишь ты, – хмыкнул «гоголь», подошел к Сабине Ильиничне, гаденько улыбаясь, навалился на нее боком, похлопал грязной пятерней по щеке.
Женщина отшатнулась, а бандит захохотал, удерживая на прицеле рванувшегося было к жене обходчика:
– Стой, дядя, где стоишь, не балуй! Дернешься – дырок в тебе с Бориской навертим – чисто в решето превратим! У-у, буржуи недобитые! Тряси мошной, падла!
– Отпусти жену, скотина! – с ненавистью выдохнул Лосицкий.
– Щас, тока пощупаю курочку! – продолжал скалиться бандит. – Где, Маруся, яички золотые? Чо обомлела-то?
– У нас нет таких денег, – сказал Лосицкий, четко разделяя слова.
– Ой ли, дядя! – ухмыльнулся низкорослый «солдатик», покачивая стволом револьвера перед лицом обходчика. – Давай, гони ржавье! Самолично и добровольно выдашь – разойдемся по любви. Хы-хы-хы! А то еще больше нашарим и уж тады разозлимся!
– Иди, шарь! – выкрикнул Лосицкий. – Буржуя нашел! Ты на руки мои погляди мазутные!
– Никшни, тварь паровозная! – гаркнул высокий. – Бориска, а ну-ка, давай их в подполье вместе с пацанвой!
«Солдатик» отшвырнул носком ботинка домотканый половик, нагнувшись, дернул железное кольцо, открывая черный квадрат подполья, откуда пахнуло замшелым и сырым.
– Ныряйте, по очереди!
Он рванул занавеску на дверях в комнатку.
– Геть сюда, сопливые! Кому сказал!
Дети подняли рев. Оттолкнув налетчика, Сабина Ильинична кинулась к ним.
– Стой, лярва! – оба налетчика устремились за ней.
Тут Лосицкий бросился на низкорослого, но высокий опередил, ударил обходчика ногой под колено, сбивая с ног. Со злобным остервенением – раз и еще, еще – пнул упавшего в бок.
Женщина страшно заголосила, ей вторили дети, которых тащил к черной дыре подполья, вырывая из материнских рук, матерясь и тыкая револьвером, низкорослый в шинели.
Вбежали, размахивая обрезом и короткой кавалерийской винтовкой, еще двое грабителей. Те, которых окликали Михой и Долгарем. Втроём столкнули женщину с ребятишками в подполье, следом швырнули хозяина, гулко захлопнули крышку.
Лосицкие слышали, как бандиты топали по квартире, переворачивали немудреную мебель. С грохотом летела посуда, трещала материя.
Внезапно крышка поднялась.
– Слышь, ты, сверчок запечный, вылазь! – приказал Лосицкому вспотевший в своем овчинном френче бандит.
Лосицкий медленно поднялся по скрипучим деревянным перекладинам.
– Дядя, отдай по-хорошему деньги, – с жуткой ласковостью в голосе попросил «Яха». – Жить-то тебе, вошь мазутная, хотца, а? В лоскуты резать буду…
– Оп-па-па! Есть! – заорал, тряся небольшим свертком, Долгарь, вывернувший на пол в спаленке вещи из окованного железными полосками сундучка. Троица, обступившая Лосицкого, тут же подалась в комнатушку.