Крах игрушечного королевства
Шрифт:
А мне еще говорят, что после выздоровления я стал каким-то нервным.
— …А затем адвокат ответчика проводит перекрестный допрос.
Потом приходит очередь свидетелей ответчика, и, соответственно, перекрестный допрос проводит адвокат истца. Если у какой-либо из сторон есть какие-либо вопросы, пусть она сообщит об этом сейчас. Я хочу, чтобы все присутствующие полностью понимали суть происходящего.
Вопросов ни у кого не было.
— В таком случае, мистер Хоуп, — сказал Сантос, — если вы готовы, мы можем начать.
«Да выйдешь ты когда-нибудь?» — подумал Уоррен.
Обычно он ездил на стареньком, видавшем виды сером «форде», который прекрасно подходил любому представителю его профессии, не желающему оповещать всех жителей штата Флорида о своих планах и намерениях. Но проблема заключалась в том, что она отлично знала этот «форд». Он столько раз возил ее на этой машине, что сбился со счета.
Потому припарковывать машину перед ее домом было бы в высшей степени неразумно. Если в потрепанном сером «форде» сидит чернокожий мужчина, то кто же это может быть, если не старина Уоррен Чамберс?
Поэтому сегодня Уоррен приехал не на «форде», а на взятой напрокат красной «субару» с помятым левым крылом, да и припарковал он ее на углу, в тени огромного баньянового дерева, ронявшего свои листья на капот с той же непосредственностью, с какой голубь роняет помет. Отсюда Уоррен мог наблюдать за воротами гаража, расположенного под ее домом.
Он тоже хорошо знал ее машину. Он узнает ее в ту же секунду, как она выедет. Если, конечно, она вообще выедет.
Над ухом у Уоррена принялась жужжать муха.
Вот и посиди тут с открытым окном.
Черт бы побрал Флориду и всю здешнюю мошкару!
Нужно следить за выходом. С этой стороны стоянки на цементе нарисована большая белая стрела, указывающая внутрь. А с другой стороны — такая же стрела, но указывающая наружу. «Ну выходи же, — подумал Уоррен. — Стрела указывает тебе путь, так воспользуйся этим указателем».
Он посмотрел на часы.
Девять часов тридцать семь минут.
«Время-то как летит», — подумал Уоррен.
Элайна Камминс — или Лэйни, как она предпочитала себя называть, — была высокой и стройной тридцатитрехлетней женщиной. Ей была присуща та элегантная небрежность, которую обычно приписывают уроженкам Флориды, но на самом деле Элайна переехала сюда из Алабамы всего лишь пять лет назад и до сих пор говорила с заметным южным акцентом. Сегодня утром она была одета в длинную плиссированную шелковую юбку и пуловер из хлопчатобумажной пряжи. Никаких чулков — длинные загорелые ноги и легкие туфли на низком каблуке и с плетеным ажурным носком. На правой руке — единственное золотое кольцо, то же самое, которое было на ней, когда Элайна впервые пришла ко мне в контору. Элайна тогда назвала его викторианским кольцом-печаткой. Оно было сделано в виде сердечка и украшено мелкими цветочками. Золото кольца и золотисто-пшеничный тон одежды прекрасно гармонировали со светло-русыми волосами Элайны, забранными в хвост и перевязанными зеленой лентой под цвет ее глаз. Эти зеленые глаза были обеспокоенными и внимательными. И еще они слегка косили. Это вовсе не портило Элайну, и я упомянул об этом лишь затем, чтобы в точности передать все подробности.
Человека, о котором англичанин скажет, что тот косит, в Америке назовут косым или косоглазым. Хотя иногда в Америке могут назвать косым человека, который вовсе не косит, а просто смотрит на вас, полуприкрыв глаза — ну, например, щурится от солнца. Забавный, однако, язык у этих колонистов, а? Лэйни нельзя было назвать косоглазой. То есть ее глаза не смотрели в переносицу. Но все-таки она косила — когда ее левый глаз смотрел прямо на вас, правый был повернут чуть в сторону. Этот дефект был важен для ее иска — я даже надеялся, что именно он поможет нам выиграть, — но в то же время каким-то странным образом придавал Лэйни уязвимый, и при этом чертовски привлекательный вид. Элайна положила руку на Библию и поклялась говорить правду, только правду, и ничего, кроме правды, и да поможет ей Бог.
— Назовите, пожалуйста, ваше имя, — попросил я.
— Элайна Камминс.
Голос у нее был мягким, словно теплый летний ветерок, дующий над рекой Теннесси. Чуть косящие зеленые глаза расширились, и в них появилось выражение ожидания. Левый глаз смотрел прямо на меня, а правый — на американский флаг, стоящий за креслом судьи. Полные чувственные губы слегка приоткрылись, как будто Элайна ожидала следующего вопроса, затаив дыхание.
— Ваш адрес, пожалуйста.
— Северная Яблочная улица, дом 1312.
— Является ли это одновременно адресом вашей фирмы?
— Да. Я работаю дома, в небольшой студии.
— Как называется ваша фирма?
— «Просто класс!»
— Какого рода деятельностью вы занимаетесь, мисс Камминс?
— Я придумываю детские игрушки.
— Когда вы начали этим заниматься?
— Десять лет назад, после того, как окончила Род-Айлендскую школу дизайна.
— И с тех пор вы постоянно занимались созданием детских игрушек?
— Да.
— Все эти десять лет вы работали самостоятельно?
— Нет, раньше я работала на другие фирмы.
— Работали ли вы в фирме «Тойлэнд», выступающей ответчиком по этому делу?
— Да, работала.
— В качестве кого?
— В качестве дизайнера.
— Вы придумывали игрушки?
— Да, детские игрушки.
— Вы придумали Глэдли Косоглазика в то время, когда работали на фирму «Тойлэнд»?
— Нет, конечно!
— А когда вы придумали этого медвежонка?
— В апреле этого года.
— А когда вы ушли из фирмы «Тойлэнд»?
— В январе.
Я подошел к столу истца. На столе сидели два почти одинаковых игрушечных медвежонка. Тот, которого я взял, был девятнадцати дюймов высотой. Тот, который остался сидеть на столе, был на дюйм ниже. Оба они были плюшевыми. У каждого на шее висели очки на золоченой цепочке.
— Ваша честь, — спросил я, — могу я обозначить этот предмет как первое вещественное доказательство истца?