Крах игрушечного королевства
Шрифт:
Патриция развернулась и перешла к группке прилипал, собравшихся вокруг Лэйни. Мгновение спустя она передумала — в конце концов, она была сотрудником прокуратуры, и один из ее коллег будет вести это дело, — подошла к стойке бара и протянула бармену свой опустевший бокал. Еще через несколько секунд Лэйни подошла к тому месту, где стоял я — уже в одиночестве. Я здорово наловчился расчищать место вокруг себя.
Лэйни была одета в короткое шелковое платье персикового цвета. На спине и на груди у него были низкие треугольные вырезы. Эффектные складки были стянуты шнурками. Красные турмалиновые сережки
— Когда ты получишь список свидетелей? — спросила Лэйни.
— Завтра утром.
— И что после этого?
— Посмотрим.
— Ты мне позвонишь?
— Обязательно, — пообещал я.
Наверное, со стороны наша беседа напоминала разговор двух шпионов.
Тутс никак не могла поверить, что она снова оказалась на крючке.
Тутс Кили.
Да, ребята, именно так меня и зовут, — подумала она. Дочка Джеймса Кили, который героически назвал ребенка в честь Тутс Файлменз, лучшего в мире музыканта, играющего на губной гармошке. Нет, ребята, Тутс — это не прозвище, зарубите себе на носу. Это гордое, законным образом нареченное имя. Рифмуется с бутсами, если вы еще не просекли. Ладно, хватит. Ты просто дура долбанутая, вот ты кто, Тутс.
Ирония судьбы заключалась в том, что в первый раз к наркотикам ее приучил коп.
Во второй раз, что еще смешнее, это был тот же самый коп.
Старина Роб Хиггинс, гордость полицейского управления Калузы.
В первый раз это был кокаин. Тутс тогда следила за одной женщиной, муж которой подозревал, что та наставляет ему рога. На самом деле та дама попросту работала в публичном доме. По крайней мере, так утверждал Роб.
— Твоя дамочка не трахается на стороне, — сказал он Тутс. — Она просто подрабатывает.
Это было много лет назад. Одной сентябрьской ночью они вместе сидели в машине. Им нужно было убить пару часов, дождаться новой волны клиентов борделя, которые появляются незадолго до закрытия, и Хиггинс спросил:
— Не хочешь пока нюхнуть?
Конечно же, Тутс отлично понимала, что он имеет в виду. Ей не нужно было пояснять значение слов «нюхать порошок». В конце концов, она не с Луны свалилась. Странным в этой ситуации было лишь то, что понюшку кокаина предлагал ей коп.
— Что скажешь? — поинтересовался он еще раз.
Это были те самые времена, когда преисполненная лучших намерений, но слабо информированная о реальном положении вещей первая леди государства пыталась привить подросткам из гетто девиз «Просто скажи „Нет!“». Тутс не была подростком из гетто. Она сказала:
— А почему бы и нет?
Час спустя она вместе с Робом легко, словно воздушный шарик, проплыла по ступеням публичного дома и сделала несколько отличных фотографий той женщины, за которой она следила. К двум ночи на дамочке изо всей одежды остались только черные трусики, не закрывающие промежность, и черные сапоги на четырехдюймовой шпильке, и она делала минет здоровенному негру под два метра ростом.
Чтобы протрезветь, Тутс понадобилось два года.
Чтобы по новой сойти с катушек — всего две минуты.
Она снова встретилась с Робом Хиггинсом в тот самый день, когда Мэттью Хоупа выписали из больницы. В тот ясный майский день Тутс тоже пришла в больницу Доброго Самаритянина. Она присутствовала при сцене, когда сиделка вывезла коляску с больным. Патриция приехала на машине, чтобы забрать Мэттью и отвезти его домой. Уоррен, и детектив Блюм, и компаньон Мэттью Фрэнк, и даже Сьюзен, бывшая жена Мэттью, — все они пришли, чтобы подбодрить Мэттью и дать ему понять, что он всегда может на них рассчитывать. Хотя Патриция, судя по ее виду, предпочла бы утопить Сьюзен в Мексиканском заливе, чтобы ту больше было не видно и не слышно.
Уоррен собрался пообедать вместе со своим другом из Сент-Луиса, ненадолго посетившим Калузу — он не упомянул, что это за друг: мужчина, женщина, негр, белый? — Блюм возвращался к себе в контору, а Фрэнк и его жена Леона вовсе не горели желанием обедать вместе с частной сыщицей, которая взяла привычку носить свои слегка вьющиеся волосы распущенными, чтобы они падали на один глаз, как у Вероники Лэйк — черт ее знает, кто это такая. Так что Тутс дура дурой стояла на тротуаре рядом с больницей, и смотрела, как все разъезжаются. Потом она пошла туда, где был припаркован ее потрепанный зеленый «шевроле». Тутс села за руль и поехала на площадь Молл, рассчитывая перекусить в какой-нибудь из тамошних забегаловок.
Так и стряслось…
Как известно, жопа имеет обыкновение стрясаться.
Так стряслось, что в тот самый момент, когда Тутс выбиралась из машины, детектив Роб Хиггинс собрался зайти — как после узнала Тутс, после окончания дежурства, — в бар «Фриски», расположенный на углу площади. Роб заметил давнюю знакомую, подошел к ней той специфической походкой, которая всегда выдает переодетого в штатское копа, и спросил, что она здесь делает, а потом пригласил ее пообедать и выпить пива.
Тутс сказала, что с радостью пообедает вместе с ним, но предпочтет обойтись без пива. Она завязала. А всем известно — начнешь с пива, а дальше оно само покатится…
— Ну и что? Я тоже завязал. Последний раз я сделал пару затяжек в январе. Но бокал пива еще никому не повредил.
— Он может повредить мне, — возразила Тутс.
— Тогда пей молоко, — ухмыльнулся Хиггинс. — Пошли, там разберемся.
Тутс так и не поняла, почему она согласилась пойти с Хиггинсом.
Позже, вспоминая этот момент, она решила, что это произошло потому, что Уоррен не пригласил ее присоединиться к нему и к ее другу, который, как подозревала Тутс — это она тоже осознала позже, — на самом деле был женщиной, возможно даже, белой женщиной. И возможно, между ней и Уорреном было еще что-то, помимо профессиональных отношений.
А возможно, она чувствовала себя уязвленной из-за того, что Мэттью уехал из больницы на машине Патриции. Он сидел на пассажирском сиденье рядом с ней, и выглядел бедным, бледным, и каким-то потерянным. А все его друзья уехали в другую сторону, оставив Тутс стоять на тротуаре — наихудший состояние для того, кто часто чувствует себя одиноким и никому не нужным.