Крах игрушечного королевства
Шрифт:
— Я не видел. Она же была за рулем.
— Где она поставила машину?
— У фонаря в дальнем конце стоянки.
— Вы видели, как она выходила из машины?
— Да, но я не помню, в чем она была.
— Но вы смотрели на нее.
— Да. Я хотел убедиться, что она действительно пойдет на яхту Толандов.
— В каком виде у нее были волосы?
— Это в смысле?
— Ну, распущены, подобраны, заколоты сзади?
— А! Распущены.
— Но вы не заметили, в брюках она была или в юбке.
— Нет, не заметил.
—
— Да.
— Что она стала делать потом?
— Потом она пошла к причалу, стала искать яхту Толандов. Она называется «Игрушечка».
— Вы все это время наблюдали за мисс Камминс?
— Да, наблюдал.
— Она нашла эту яхту?
— Нашла. Она остановилась у сходен, посмотрела на яхту, а потом крикнула: «Эй!», таким, знаете, вопросительным тоном. Ну, она не увидела никого на палубе.
— Вам все это было видно из вашей будки?
— Да.
— Как далеко от яхты вы находились?
— Ну, футах в пятидесяти-шестидесяти.
— В будке горел свет, на улице было темно, но тем не менее вы рассмотрели…
— На причале горел свет. И в салоне яхты тоже. Я все это видел ясно, как днем.
— Но при этом вы не заметили, в юбке, или в брюках она была.
— Да, не заметил. Я не из тех мужчин, которые в первую очередь смотрят на женские ножки, — сказал Харрод и улыбнулся. Мы с Эндрю улыбнулись тоже.
— Что произошло потом?
— Она позвала его по имени. Мистера Толанда. Тоже таким вопросительным тоном. «Бретт?!» Он вышел из салона, и она поднялась на борт.
— И что потом?
— Не знаю. Я увидел, что ее действительно ждали, и занялся своими делами.
— Какими же?
— Сел смотреть телевизор. У меня в будке стоит маленький «Сони», и я его смотрю, когда нечего делать.
— И что вы смотрели?
— «Место происшествия».
— Оно как раз началось?
— Да, в десять минут одиннадцатого. Или в пятнадцать?
— Вы видели, как мисс Камминс уходила с яхты?
— Нет, не видел.
— Вы не можете сказать, ушла ли она в то время, когда шоу еще шло?
— Ну, шоу закончилось в одиннадцать, оно идет довольно долго. Ресторан закрылся в половине двенадцатого, и я пошел домой, а на дежурство заступил ночной сторож.
— Он тоже сидит в будке?
— Нет, он обходит причал, ресторан, вообще всю территорию клуба. После закрытия ресторана сюда никто не приезжает.
— Вы не видели, чтобы мисс Камминс уходила с яхты в половине одиннадцатого?
— Нет, не видел.
— И не видели, как она десять минут спустя выезжала со стоянки?
— Нет, не видел.
— А как это могло получиться? Вы же сидели в будке…
— Я не видел, чтобы кто-либо спускался с этой яхты в половине одиннадцатого, — твердо сказал Харрод. — И я не видел, чтобы около этого времени уезжала белая «гео».
«— Ты была на яхте?
— Да.
— Вчера вечером?
— Да. Но недолго.
— Сколько — недолго?
— Где-то с полчаса, не больше».
— Спасибо, мистер Харрод, — сказал я. — Мы очень признательны, что вы уделили нам столько времени.
— Здравствуйте, вы звоните в бюро частного сыска Уоррена Чамберса. Меня не будет в городе около недели, но если вы оставите сообщение, я позвоню вам сразу же по возвращении.
И никаких указаний на то, когда именно была сделана эта запись.
Домашний автоответчик говорил то же самое.
Я снова попытался позвонить Тутс.
— Привет. Я сейчас не могу подойти к телефону, но если вы оставите сообщение, я перезвоню вам сразу же, как только смогу. Спасибо. Пока.
Из этого следовало, что нам с Эндрю придется взять диктофон и в четыре часа встретиться с человеком по имени Чарльз Вернер.
Если вы являетесь служащим полиции, вам приходится сталкиваться со всеми сторонами человеческой жизни, в том числе с самыми неприглядными.
Вы принимаете звонок о семейной ссоре, идете туда, застаете там мужчину в подштанниках и женщину в нижнем белье. Мужчина кричит, что эта дура вывалила ему на голову горячую овсянку, женщина вопит, что он — мешок дерьма, а вы на все это смотрите. С того момента, когда полицейский надевает форму, он перестает быть человеческим существом. Он становится просто формой, а внутри ничего не остается. Женщина не стыдится разгуливать перед ним в одних трусиках — толстая женщина, с грудью, свисающей до пупка, — вы для нее не человек, вы просто Коп, который пришел разобраться с их маленькой неурядицей, просто безымянная неодушевленная часть системы.
Вы видите мертвого человека, лежащего в луже крови на тротуаре.
Вокруг кричат и суетятся люди. Вы им говорите, чтобы они успокоились и шли по домам, что здесь не на что глазеть. Успокойтесь и идите. Вы не человек, который тоже может испугаться и закричать, вы — Коп. На вас не должна производить гнетущего впечатления лужа крови, над которой уже роятся мухи, или мозги, размазавшиеся по лобовому стеклу, или четырнадцатилетний подросток с раскроенным черепом. Вы — Коп, вы пришли, чтобы навести порядок.
Здесь, на яхте Янтарной Щуки, болтающейся посреди Мексиканского залива, Уоррен Чамберс снова был Копом. Коп пришел, чтобы разобраться с пагубным пристрастием Тутс Кили и навести порядок. Поэтому не имело значения, что он снял с Тутс наручники, отвел ее в сортир, а теперь стоял и слушал, как она писает. Эта ситуация вызывала не больше смущения, чем толстая женщина в трусиках. Он снова был Копом, который пытался заново отучить Тутс от наркотиков. Никто не писал за дверью, никто не слушал снаружи. Дама за дверью была невидима, а Коп, стоящий снаружи, был безымянным.