Крах конного блицкрига. Кавалерия в Первой мировой войне
Шрифт:
Ударная группа 8-й армии, получившая условное наименование Ровненской группы, состояла из 8-го армейского корпуса В.М. Драгомирова, 32-го корпуса ген. И.И. Федотова, 39-го корпуса ген. С.Ф. Стельницкого, 40-го корпуса ген. Н.А. Кашталинского. Эти войска должны были наступать на луцком направлении, используя наиболее удобную для удара местность, дабы затем выйти к Ковелю с юга. Для атаки непосредственно на Ковель сосредоточивалась группа ген. А.М. Зайончковского в составе 3-го армейского корпуса и 5-го кавалерийского корпуса. То есть очевидно, что конница должна была развивать успех прорыва 30-го армейского корпуса — одного из лучших корпусов русской Действующей армии. Еще севернее располагалась Сарненская группа — 4-й кавалерийский корпус ген. Я.Ф. фон Гилленшмидта, поддерживаемого 46-м армейским корпусом ген. Н.М. Истомина.
Казалось
Как указано, 4-й кавалерийский корпус ген. Я.Ф. фон Гилленшмидта, располагавшийся севернее Ковеля, поддерживался 46-м армейским корпусом ген. Н.М. Истомина. То есть формально все было правильно. Изюминка заключалась в слабом кадровом составе этой пехоты. В 46-й корпус входили второочередная 77-я пехотная дивизия ген. В.Г. Леонтьева, сильно разбавленная новобранцами после боев 1915 года. А также — только что образованная из ополченцев и новобранцев 100-я пехотная дивизия ген. С.И. Гаврилова. Более того — 100-я пехотная дивизия по численности являлась половинной, представляя собой одну бригаду.
И это еще не все. Подразделения 4-го кавалерийского корпуса вместе с 60-километровым участком фронта были переданы в состав 8-й армии тогда, когда план предстоящего наступления был уже разработан в штабе армии. Почему-то сейчас принято возлагать все ошибки и недочеты в организации прорыва на штаб фронта и лично генерала Брусилова, в то время как все успехи отдаются штабу 8-й армии и ее командующему генералу Каледину. Это несправедливо. Так, что касается кавалерии, то ген. A.M. Каледин, сам являвшийся кавалеристом и вступивший в войну начальником 12-й кавалерийской дивизии, был сторонником того мнения, что конница должна всего лишь навсего обеспечивать пассивный северный фланг армии — прямо напротив Ковеля.
Передача 8-й армии 4-го кавалерийского корпуса означала, что конная масса должна будет нанести свой удар по врагу. Поэтому 5-й кавалерийский корпус должен был наступать вслед за 4-м кавкорпусом, а также в конную группу (ее мы будем условно называть группой Гилленшмидта) были переданы пятьдесят дополнительных легких трехдюймовых орудий. Штаб фронта еще предполагал, что после успеха прорыва главной группы на луцком направлении тяжелая артиллерия, которой в войсках Юго-Западного фронта катастрофически не хватало, — 168 орудий на четыре армии, так как львиная доля тяжелых батарей была отдана Западному фронту ген. А.Е. Эверта, — будет переброшена в группу Гилленшмидта. Правда, этого так и не произошло.
Имела ли право на существование такая группировка конницы 8-й армии в Брусиловском прорыве? Ведь стоит напомнить, что приданная группе Гилленшмидта пехота была исключительно слаба, предварительной подготовки прорыва не проводилось, а тяжелая артиллерия отсутствовала. Так, участник войны, в будущем эмигрант-белогвардеец, являвшийся непримиримым врагом Советского Союза, Е.А. Месснер писал, что такая группировка явилась бессмысленной. Месснер указывал: «…планом генерала Брусилова, который хочется назвать невежественным уже потому, что главнокомандующий, располагая 13 кавалерийскими дивизиями, все 13 включает в ударные группы для атаки мощной и глубокой фортификационной системы, непосильной, может быть, и для пехоты». И далее он разъясняет подробно причину неудачи прорыва: «Прорыв фортификационной системы — дело артиллерийско-пехотное; коннице, неогневому роду войск, тут делать нечего. Ее можно приберечь для завершения битвы, когда пехота прорвется через всю фортификационную систему противника. Брусилов же забывал всю войну, что он общевойсковой (генеральный) полководец, и думал, как и в бытность свою корнетом, кавалерийским образом. Это — отличный образ военных мыслей, но для главнокомандующего фронта он не годится. Если в Черновицком сражении конница атаковала неприступные окопы, то это не значит, что план Брусилова был хорош — хороша была, изумительно хороша была конница. Нельзя также не удивиться постановкой конных дивизий в резерв Ровненской группы 8-й армии и ударных групп 7-й и 9-й армий. Их немыслимо было применить для поддержки атакующей пехоты, потому что коню не пройти в лабиринте траншей и ходов сообщения, да еще под напряженнейшим вражеским огнем. А если употребить эти конные дивизии в спешенном виде, то их огневая и ударная сила будет так незначительна, что в позиционном сражении роли большой не сыграет» [294] .
294
Хочешь мира, победи мятеж-войну! Творческое наследие Е. Э. Месснера. М., 2005. С. 516 — 518.
Как видим, вновь главная вина сваливается исключительно на ген. А.А. Брусилова, в чем, несомненно, есть своя немалая доля истины. Но нельзя забывать, что и командармы отводили кавалерийские дивизии в резерв, не веря в успех развития прорыва конной массой. Именно командармы усадили конницу в окопы, прикрывая оголявшиеся участки фронта, так как пехота сосредоточивалась на решающих направлениях атаки, чтобы получить решительный численный перевес над противостоящим противником. Здесь вина за неумелое использование кавалерии — общая.
Напротив, именно штаб Юго-Западного фронта, передав 4-й кавалерийский корпус 8-й армии, последовательно настаивал на производстве прорыва и на этом участке, который должен был ведь организовывать не Брусилов, а штаб 8-й армии. Повторимся, что коман-дарм-8 ген. А.М. Каледин вообще не предусматривал использование конницы в прорыве,' отводя ей роль прикрытия северного фаса армейской линии. Таким же образом, кстати говоря, поступил командарм-9 ген. П.А. Лечицкий, отправив 3-й кавалерийский корпус в окопы напротив Черновиц.
Другое дело, что, настаивая на вводе большой конной массы в сражение, главкоюз должен был лично проконтролировать разрешение этой проблемы и провести надлежащую группировку конницы 8-й армии, раз уж командарм-8 не желал использовать конницу по ее прямому назначению — вводу в прорыв. Этого-то ген. А.А. Брусилов не сделал, ограничившись общими указаниями и даже больше того — отдав приказ об ударе конной массой по предварительно не разрушенной пехотой обороне врага. Такой подход не мог принести успеха. Кавалерия не может стать средством прорыва укрепленной полосы. Ее роль — средство развития такого прорыва. Давление на фланги отступающих частей противника должно перемалывать его войска и дробить сопротивление на отдельные очаги. То есть локализация до подхода своей пехоты. В любом случае прорыв конницы есть великий моральный фактор окончательного поражения врага, так как один только вопль далеко в тылу «Казаки!» способен заставить обозы побежать и забить дороги для своих отходящих войск. Для войск же главное — психологическое ощущение постоянного присутствия на фланге конницы врага, с глубоким заходом ее в тыловую зону. А в русской армии конница применялась как средство проведения редких и ограниченных по своим результатам контратак узко тактических задач.
Действительно, многочисленная конница 8-й армии — два кавалерийских корпуса — была сосредоточена на отшибе от главных сил, в стороне от атаки главной группы, на неудобной для прорыва местности. И это в то время, как конница была так нужна в центре, где австрийцы бежали, бросая оружие, и требовалось только добить бегущего неприятеля, введя в прорыв большие конные массы. Просто корпус генерала Гилленшмидта предназначался не для преследования, а для организации прорыва без поддержки тяжелой артиллерии, сквозь неприятельские позиции, укреплявшиеся восемь месяцев! Между тем уже впоследствии, в 30-е годы, было установлено, что прорыв укрепленных полос противника, насыщенных артиллерией и пулеметными точками, невозможен даже посредством легких танков. Что уж говорить о коннице!