Крах
Шрифт:
Сэцуко. Не верится мне…
Тоёдзи (снова насмешливо фыркает, прохаживается по сцене). Верь не верь, а таковы факты. А факты – вещь объективная. Есть такое высказывание, слыхала? То ли у Маркса, которым так увлекается твой супруг, Кавасаки-кун, то ли у Сталина…
Сэцуко (вздыхает с облегчением). Ну и напугал же ты меня. Тоёдзи. Чем это?
Сэцуко. Да тем, что ты изрекаешь с таким… серьезным видом.
Тоёдзи. Ты имеешь в виду банкротство? Так это же факт. Старик Умпэй Фунакоси
Сэцуко. Хм…
Тоёдзи. Ты что, не веришь? Я пекусь о твоем лее благе, даю тебе добрые советы, а ты…
Сэцуко подходит к пианино, в быстром темпе берет несколько аккордов. Снаружи останавливается машина. Доносится голос горничной: «С приездом!», затем голос Умпэя, отвечающего на приветствие.
Сэцуко (вскакивает, поднимается на несколько ступенек лестницы, кричит). Мама, тетя, отец приехал!
Едва не столкнувшись с ней, входят Умпэй и пастор, за ним – Кадзуо, старший сын, и Тэруко, младшая дочь. Возвращаются О-Маки и тетушка.
Тетушка. Наконец-то…
Умпэй. Вот случайно встретил на вокзале сэнсэя и, как видите, привез сюда. (Садится, устало вытягивает ноги.)
О-Ma к и. Добро пожаловать, сэнсэй! (Предлагает пастору стул.)
Пастор. Я как раз провожал знакомого.
Кадзуо. А я как раз встретил отца, когда выходил из суда.
Тетушка. Просто чудесно, все в сборе.
Сэцуко (смотрит на забинтованное лицо отца). Что с тобой, папа?
Умпэй (в замешательстве). А, это? Оступился, когда садился в машину.
Тетушка. Ох, опасная это вещь.
Умпэй. Пустяки… Простите, тетушка, что заставил вас ехать в такую даль.
Тэруко. Уф, жарко. Пойду переоденусь. (Убегает.)
Пастор. Какие неприятности у Кавасаки-сан…
О-Маки. А, так вы уже в курсе дела?
Умпэй. Сейчас на станции встретили сотрудника тайной полиции. Он нам кое-что рассказал.
Пастор. Вот уж не ожидал, что этот молодой человек так себя поведет.
О-Маки. Ах, и не говорите!.. Просто стыдно смотреть людям в глаза.
Умпэй издает не то стон, не то вздох и обводит взглядом детей.
Тетушка. Вы нездоровы?
Сэцуко. В самом деле, папа, уж не болен ли ты?
Умпэй. Нет-нет, все в порядке.
Пастор. Мы просто устали. Счастье, что хоть изредка можно вот так отдохнуть в кругу семьи.
О-Маки. Вот и я всегда ему об этом твержу, но…
Пастор. Господин Умпэй слишком много работает… Да, кстати… (К О-Маки.) По дороге мы беседовали с вашим супругом об известной вам годовщине… Хотелось бы отметить ее, как и в прежние годы. Но, может быть, вам сейчас не до того? Сумятица в банке, потом эта забастовка… Тогда не будем к этому возвращаться. Правда, мне кажется, человеку, который так много трудится, нужна передышка хоть раз в году…
О-Маки. Вы совершенно правы. Обязательно выкроим для этого время.
Тэруко (вбегает). Вы будете праздновать юбилей, да, папа?
О-Маки. Тэру-тян!
Пастор (мягко улыбается Тэруко; к О-Маки). При нынешних обстоятельствах не обязательно праздновать с такой пышностью, как в прежние годы. Можно просто устроить гулянье у вас в саду. Для прихожан этот день – всегда праздник, и они ждут его с нетерпением. (К Умпэю.) Ну так как? Согласны вы уделить несколько часов церкви и семье?
Умпэй (после паузы). Постараюсь.
Пастор. Значит, согласны, да?
Умпэй. Конечно, мне самому хочется повеселиться от души, как веселятся дети.
Пастор. Вот и прекрасно! Время от времени возвращаться в лоно души своей – величайшее благо для человека.
Тэруко (тетушке, заметив недоумевающее выражение ее лица). Это годовщина духовного возрождения папы. В этот день он раскаялся в том, что вел неправедный образ жизни, и перешел в христианскую веру.
Тетушка. Да-да, помню, как-то раз было что-то такое…
Тэруко. Да, мы каждый год празднуем это событие. Знаете, тетя, останьтесь у нас до этого дня, вот будет чудесно!
Тетушка кивает.
Идет?
Кадзуо (проникновенно). Сэнсэй, возможно, вы посмеетесь надо мной, но… Мне не дает покоя одна мысль…
Пастор. Какая же?
Кадзуо. Ведь учение Христа проповедует всеобщее равенство, стало быть, речь идет не только о духовном, но также и материальном равенстве…
Пастор. Да, конечно. Однако…
Кадзуо. По-моему, все богатства, накопленные в стране, надо бы передать под контроль либо правительства, либо церкви, чтобы не было ни капиталистов, ни пролетариев, а каждый работал бы в меру своих сил и способностей.
Пастор. Совершенно с вами согласен. Но для этого прежде всего необходимо перестроить души людские…
Умпэй. Вот именно. Я тоже немало размышлял над этим. Но когда начинаешь думать, кому доверить такой контроль, выясняется, что некому.
Тоёдзи. Об этом, Кадзуо, французские поэты ломали себе голову еще сто лет назад…
Кадзуо. Правда? Но в нашем обществе говорить о перестройке души не приходится. Взять, к примеру, хотя бы меня… Стыдно сказать, но я, да и не только я помним о боге, только пока находимся в церкви…
Пастор. Никакого особого греха в этом нет. Невозможно денно и нощно думать о боге. Но время от времени критически взглянуть на самого себя, вернуться в лоно души своей – вот в чем истинное спасение!
О-Маки. В последнее время у Кадзуо такие странные рас суждения!..