Крах
Шрифт:
УМПЭЙ ФУНАКОСИ – бизнесмен, 50 лет, провинциальный буржуа из бывших землевладельцев, директор банка и президент нескольких небольших фирм. Христианин, [1] церковный староста.
О-МАКИ – его жена, 47 лет.
КАДЗУО – старший сын, 27 лет.
ТОЁДЗИ – младший сын, 26 лет. Бакалавр медицины.
СЭЦУКО – старшая дочь, 24 года. Окончила миссионерскую школу.
ТЭРУКО – младшая дочь, 15 лет.
КАВАСАКИ – муж Сэцуко.
ХАРУКО – любовница Тоёдзи, 25 лет.
ТЕТУШКА –
КЭНСКЭ – управляющий курортной гостиницей 30 лет, тип ловкого коммерсанта.
О-ИСИ – бывшая гейша.
ПАСТОР – 60 лет, но еще крепкий и бодрый.
МАССАЖИСТ.
ГОРНИЧНЫЕ, ГРУЗЧИКИ, КУРОРТНИКИ, КОНТОРЩИК.
1
Христианин. – Буржуазная революция 1868 г., покончив с изоляцией страны от внешнего мира, провозгласила свободу вероисповедания. Была разрешена деятельность христианских миссионеров. «Мода» на христианскую религию во всех ее вариантах была довольно распространена, особенно в конце XIX в., когда она мыслилась как часть европейской идеологии.
Действие первое
Лето 1930 года. Город Н. в северо-восточном районе Японии. Дом Умпэя Фунакоси. Комната в европейском стиле. В глубине – веранда, за нею – сад. Справа – галерея, ведущая к прихожей. Слева – лестница на второй этаж. Возле лестницы – пианино.
Сэцуко играет на пианино. Музыка лирическая. У окна в плетеном кресле дремлет тетушка.
Входит взволнованная О-Маки, за нею – горничная.
Сэцуко (перестает играть). А вот и мама!
Тетушка (просыпается). Ох, я, кажется… (Вытирает губы.) Ты только что вошла? Быстро отделалась.
О-Маки включает вентилятор, снимает верхнее короткое кимоно и медленно, чтобы успокоиться, складывает его.
Сэцуко (с тревогой наблюдая за нею). Тетя приехала почти сразу же после твоего ухода, мама.
О-Маки (с усилием). Очень рада… Мы тут как раз тебя вспоминали…
Тетушка. Телеграмма меня напугала.
Сэцуко. Тетя говорит, отец послал ей телеграмму.
О-Маки. Да-а?
Тетушка. Оказывается, вот уже целых десять дней, как Умпэя-сан нет дома, а тебя… с самого утра вызвали в полицию… Вот я, хм… ждала тебя, ну и вздремнула…
О-Маки. Вот оно что… Ну, Умпэй, наверно, сегодня вернется. Правда, нам он об этом не сообщал.
Тетушка. У него, должно быть, неотложные дела?
Сэцуко. Мама, зачем тебя вызывали? Я так тревожилась.
О-Маки (горничной). Что ты стоишь? Принесла бы тетушке чего-нибудь прохладительного.
Горничная уходит.
Сэцу-тян, я хотела тебя кое о чем спросить…
Сэцуко. О чем же?
О-Маки. Только скажи мне правду.
Сэцуко. Что ты, мама, о чем ты?
О-Маки. Чем вы оба занимались там, в Токио? Похоже, что на лекции не ходили!
Сэцуко. Я ни разу не пропускала.
О-Маки. А твой муж?
Сэцуко. Ему осталось написать диплом, и все…
О-Маки. А он его пишет, этот свой диплом?
Сэцуко. Собирает материал. На каникулы и то привез чемодан книг…
О-Маки. Книги привез, а сам целыми днями где-то болтается?
Сэцуко. Дело в том, что сейчас он хлопочет об устройстве филиала журнала в Сэндае…
О-Маки. Что еще за журнал?
Сэцуко. Литературный.
О-Маки. Что значит «литературный»?
Сэцуко. Литература – это стихи, повести…
О-Маки. Я понимаю, но какие?
Сэцуко. Что значит «какие»?
О-Маки разворачивает сверток и сует Сэцуко журнал «Пламя». [2]
Что это?
2
Имеется в виду один из многочисленных журналов прогрессивного направления, издававшихся представителями интеллигенции на рубеже 30-х гг. В данном случае, вероятнее всего, подразумевается журнал, выходивший в 1930–1931 гг.
О-Маки. Я принесла это из полиции, но скоро должна вернуть. Скрыли, выходит, от матери… Показали только два-три стихотворения, опубликованные в умеренном журнале…
Сэцуко. Никто ничего не скрывал.
О-Маки. Предположим… Но, судя по всему, твой муж занят не только литературой, а еще и более практическими делами…
Сэцуко. Нет, мама.
О-Маки. Он часто дома не ночевал?
Сэцуко. Всегда ночевал. Иной раз, правда, поздно возвращался, но… Я правду говорю. Теперь вот он действительно частенько ночует у друзей – так это потому, что я дома и он за меня спокоен.
Тетушка (к О-Маки). А где он сейчас, ты знаешь?
О-Маки утвердительно кивает головой.
Сэцуко. Где же, мама?
О-Маки. У таких почтенных друзей, что, как говорится, дальше ехать некуда!
Сэцуко молчит.
Уже третьи сутки гостит там.
Тетушка. Это что же, в полиции?
О-Маки кивает.
Ну и ну! Что же он натворил?…
О-Маки. Обвинение очень серьезное. Связался с забастовочным комитетом и выполнял какие-то секретные поручения.
Сэцуко (потрясена). С забастовочным комитетом?
Тетушка. Это в текстильной компании?
О-Маки. Его и еще нескольких студентов арестовали на явочной квартире.
Тетушка. Какой ужас!..
О-Маки. Это бы еще полбеды. Пусть делает что хочет, раз у него такие взгляды. Но мог бы выбрать другое место, а не фирму отца. Я от стыда в полиции чуть сквозь землю не провалилась.
Тетушка. Да уж, действительно… Ужасно!.. Порядочному зятю полагалось бы поддержать тестя, а он вместо этого помогает смутьянам.
О-Маки. Может, он чем-то обижен, а, Сэцу-тян?
Тетушка. На что ему обижаться? Ни в чем не нуждался, получил возможность учиться.
О-Маки. Он, видимо, думает по-другому. Мы считали, что заботились о нем даже больше, чем следовало бы. А он такое вытворял, что порой терпение лопалось. Но я себя утешала тем, что все эти поэты, писатели частенько со странностями.
Тетушка. Это ты верно говоришь… Безобразие, вот что я вам скажу. То говорил, что умрет, если не женится на Сэцу-тян, а сейчас словно и не нужна стала…