Кракатит
Шрифт:
Но вот уже Пауль возит Прокопа по парку в кресле на колесах; Хольц пока не нужен, но он нашел себе дело — в нем обнаружился талантливый массажист, и Прокоп чувствует, как из его упругих пальцев брызжет благодатная взрывная сила. Если иной раз они встречают в парке княжну, та произносит несколько слов с безупречной, точно дозированной вежливостью, и Прокоп, к собственной досаде, не в силах понять, как это делается; сам он то слишком груб, то излишне общителен. Остальная компания смотрит на Прокопа, как на чудака; это дает им право не принимать его всерьез, а ему — свободу быть с ними невежливым, как сапожник.
Однажды княжна соизволила остановиться возле него, велев своей свите подождать; она села рядом с Прокопом
Она смотрела им вслед, сощурив глаза щелочкой, а Прокоп искоса наблюдал за ней; строго говоря, только сейчас он впервые как следует разглядел ее.
Была она сильная, тонкая, с избытком пигмента в коже, в общем, не такая, уж красивая; маленькая грудь, нога закинута за ногу, великолепные породистые руки; на гордом лбу — шрам, острый взгляд из-под прищуренных век, — под тонким носом темный пушок, властные твердые губы; в общем, почти красива. Какие же у нее на самом деле глаза?
Тут она прямо взглянула на него, и Прокопа охватило смятение.
— Говорят, вы умеете ощупью определять характер, — быстро проговорила она. — Об этом рассказывал Краффт.
Прокоп засмеялся такому чисто женскому толкованию его непостижимой чуткости в химии.
— Ну да, всегда ощущаешь, сколько силы в том или другом предмете; это пустяки, — ответил он.
Княжна бросила быстрый взгляд на его руку, потом вокруг себя; поблизости никого не было.
— Дайте-ка, — пробурчал Прокоп, подставляя свою разрезанную шрамом ладонь.
Она положила на нее кончики гладких пальцев; словно молния пронизала Прокопа, сердце забилось бурно, в голове пронеслась дурацкая мысль: "Что, если сжать?" И он уже мял, давил в своей грубой лапе обжигающую, упругую плоть ее руки. Словно вино ударило ему в голову, все пошло кругом; он еще увидел, как княжна прикрыла веки, втянула воздух полураскрытым ртом; тогда он сам закрыл глаза и, стиснув зубы, полетел в кружащуюся тьму.
Его рука горячо, бешено боролась с тонкими, присасывающимися пальцами; они силились вырваться, они извивались, как змеи, впивались ногтями в его кожу и снова обнаженно, судорожно льнули к его ладони. Зубы Прокопа стучали от наслаждения; трепетные пальцы адски возбуждали, в глазах пошли алые круги… Вдруг сильное, обжигающее пожатие — и узкая ладонь вырвалась из его пальцев. Как в дурмане поднял Прокоп пьяные глаза, в голове тяжко стучала кровь; с изумлением увидел он зелено-золотой сад и снова опустил веки, ослепленный дневным светом. Княжна покрылась пепельной бледностью и кусала губы острыми зубами; в щелочках ее глаз горело, кажется… безмерное отвращение.
— Ну? — повелительно спросила она.
— Девственна, бессердечна, сладострастна, яростна и горда — выжжена как трут, как трут… и зла; вы — злая; вы обжигаете жестокостью, в вас много ненависти и нет сердца; вы злая; вы до отказа заряжены страстностью; недотрога, алчная, суровая, суровая к себе — лед и пламя, пламя и лед…
Княжна молча кивнула: да.
— …Недобрая ко всем, недобрая ко всему; надменна, вспыльчива как порох, неспособная любить, скучающая и пылкая… раскаленная… спекшаяся от жара, а вокруг вас все вымерзает.
— Я должна быть сурова к себе, — шепнула княжна. — Вы не знаете… не знаете… — Она махнула рукой и поднялась. Благодарю вас. Я пришлю к вам Пауля.
Излив таким способом горечь обиды, Прокоп стал более спокойно думать о княжне; его даже задевало, что теперь
В замок приехал князь Рон, или "mon oncle" 1 Шарль, брат покойной княгини; весьма образованный и элегантный скиталец, почитатель всего прекрасного tres grand artiste 2, как говорили; он даже написал несколько исторических романов, а впрочем, был чрезвычайно милый человек. К Прокопу он почувствовал особую симпатию и проводил у него целые часы. Прокоп извлек большую пользу от общения с этой обаятельной личностью, в какой-то мере обтесался и понял, что в мире, кроме деструктивной химии, существуют и другие вещи. Oncle Шарль был воплощенная хроника анекдотов. Прокоп с удовольствием сворачивал разговор на княжну и с интересом слушал, какая это была злая, взбалмошная, гордая и великодушная девочка; однажды она стреляла в своего maitre de dance 3, в другой раз предложила вырезать у себя кусок кожи для трансплантации обжегшейся няне, а когда ей не разрешили этого — в ярости разбила une vitrine 4 с редчайшим хрусталем. Le bon опсЯе 5 захватил как-то с собой и «оболтуса» Эгона и стал приводить ему Прокопа в пример, да с такими аттестациями, что бедняга краснел не меньше Эгона.
Через пять недель Прокоп уже мог ходить с палочкой; он все чаще удалялся в свою лабораторию и работал как вол, до того, что возвращалась боль в ноге, и на обратном пути он всей тяжестью опирался на руку внимательнейшего Хольца. Карсон сиял, видя Прокопа таким мирным и трудолюбивым, и порой закидывал удочки туда, где почил в бозе кракатит; но Прокоп о нем и слышать не желал.
Как-то вечером в замке устроили торжественный soiree; 6 и на этот вечер Прокоп приготовил свой coup7. Княжна как раз стояла в кружке генералов и
1 мой дядя (франц.).
2 очень большой художник (франц.).
3 учителя танцев (франц.).
4 горку (франц.).
5 Милый дядюшка (франц.).
6 ужин (франц.).
7 Здесь — ошеломляющее выступление (франц.).
дипломатов, когда дверь распахнулась, и вошел — без палки строптивый пленник, впервые почтивший своим присутствием княжеские покои замка. Oncle Шарль и Карсон побежали ему навстречу, княжна только быстро, испытующе взглянула на него поверх головы китайского посланника. Прокоп воображал, что она подойдет поздороваться с ним; увидев же, что она заговорила с двумя пожилыми, декольтированными сверх меры дамами, он нахмурился и отступил в угол, неохотно раскланиваясь с блистательными персонами, которым Карсон представлял его под титулом "знаменитого ученого", "нашего замечательного гостя" и так далее. Казалось, Карсон принял здесь на себя обязанности Хольца — он ни на шаг не отходил от Прокопа. Чем дальше, тем отчаяннее скучал Прокоп; он забился в самый дальний угол и оттуда угрюмо смотрел на весь свет. Теперь княжна разговаривает с какими-то высшими сановниками, один из них даже адмирал, другой — крупная иностранная шишка; вот она торопливо взглянула в угол, где томился мрачный Прокоп, но в этот момент к ней подошел претендент на какой-то рухнувший трон и увел ее в противоположную сторону.
— Ну, я пошел домой, — пробурчал Прокоп; в его черной душе созрело решение незамедлительно сделать новую попытку к бегству. И в ту же минуту он увидел перед собой княжну; она протягивала ему руку:
— Рада, что вы уже здоровы.
Прокоп забыл все светские наставления oncle Шарля. Неуклюже двинув плечами (что должно было означать поклон), он сказал медвежьим голосом:
— А я думал, вы меня даже не заметили.
Карсон исчез, словно сквозь землю провалился.
Княжна сильно декольтирована, что повергает Прокопа в смятение; он не знает, куда глядеть, но видит только ее упругое смуглое тело, слегка припорошенное пудрой, и чувствует резкий аромат.