Кракен
Шрифт:
— Что такое с нашей злобной задницей? — обратилась она к Бэрону.
— А кто сегодня у нас злобная задница? — осведомился тот.
— Варди. С тех пор как заварилась эта каша со спрутом, он стал тише и злее обычного.
— Думаете? А по-моему, он всегда был такой.
— Нет. — Коллингсвуд подалась к экрану. — Чем он вообще занимается, кстати?
— Влезает в шкуру спрутопоклонников.
— Ясно. Значит, дрыхнет.
Коллингсвуд приходилось видеть, как работает Варди. Он рыскал по всему Лондону, допрашивая неформалов, проводил огромную работу по онлайновому тралению. Иногда с исступленной сосредоточенностью он шел по следу от книги к книге, прочитывал абзац в одной, бросал ее и хватал другую из осыпающейся груды у себя на столе, а то вдруг вскакивал, находил на полках третью и читал ее по пути обратно: когда он снова садился, с книгой уже было покончено. Казалось, он обнаружил целостную увлекательную историю, доставленную контрабандой по кусочкам в бесчисленном множестве книг. А еще Варди медитировал — бывало, подолгу сидел с закрытыми глазами, обхватив руками подбородок и порой раскачиваясь. Такой транс длился от нескольких минут до часа.
«Как по-вашему, что скрывается за всеми этими костями панголинов?» — мог спросить его Бэрон, имея в виду новосозданную причудливую секту, или: «Есть догадки насчет того, что жрица разумела под “кровяным клеем”?», или: «Где, по-вашему, могли они принести в жертву мальчика?»
«Не знаю в точности, — отвечал Варди. — Есть пара идей. Мне надо подумать». И его коллеги притихали, а Коллингсвуд, если была в комнате, строила рожу — ну и задница, мол, — а иногда притворялась, что собирается плеснуть в него кофе, и тому подобное.
В таком состоянии Варди пребывал долгое время, потом открывал глаза и говорил: «К панцирю это никакого отношения не имеет. Панголины, они двуногие. Вот в чем все дело. Вот почему похитили танцора…» Или: «В Гринфорде. Ну конечно. Где-нибудь в раздевалке неработающего бассейна. Быстрее, времени мало».
— Он никак не может продвинуться с этим спрутом, — заметил Бэрон. — Когда я в последний раз его видел, перед ним лежали заметки о консервации Арчи и куча статей о метаболизме спрутов. А еще несколько брошюр о плавании «Бигля».
Коллингсвуд задрала брови.
— Я ни черта не могу разнюхать о том деле в Путни, — сказала она. — Слишком много всего происходит. Долбаный спрут всех довел до края. Вы не поверите, сколько чудил сюда названивает.
— Как же вы управляетесь?
Коллингсвуд издала непристойный звук.
— Идите подальше, шеф, — сказала она.
Рассказывать Бэрону о новом навязчивом кошмаре — ее выбрасывали из машины, мчащейся прямо на кирпичную стену, — Коллингсвуд не стала.
— Но оно определенно по нашему ведомству, это дельце в Путни?
— Да уж, никак не отвертеться. Этакие синячища.
На каменистом берегу нашли безжизненное тело, неприличными толчками колышущееся в приливной волне. Это оказался журналист, специализировавшийся по трудовым отношениям, — его, видимо, забили насмерть. Дело передали в ПСФС после того, как патологоанатом указал, что четыре обширные раны на груди мужчины немного смахивают на след от одного-единственного удара невозможно огромного кулака.
Бэрон глянул на свой экран.
— Почта от Харрис.
— Значит, я права? — спросила Коллингсвуд.
Она отвергала версию, что тело, найденное в подвале — «Забудем на минутку, что оно не могло влезть в ту долбаную бутыль, босс», — не имеет отношения к пропаже спрута, что это свидетельство давних и темных бандитских разборок, а Билли набрел на бутыль в момент повышенной чувствительности. «В нем что-то такое есть, — говорила тогда Коллингсвуд. — Несомненное чутье. Может, из-за сильнейшего стресса он что-то и уловил».
— Та-ак, — протянул Бэрон, откидываясь к спинке. — Порядок, значит. Вам, Кэт, это должно понравиться. Вы были правы.
— Что? — Она так быстро подалась вперед, что расплескала кофе. — Класс. Серьезно, шеф?
— Харрис говорит, что, по ее прикидкам, тело засунули в бутыль добрую сотню лет назад. Столько оно проторчало в болотной жиже.
— Мать честная! Вот так оборот, да?
— Погодите. Это еще не все. Есть одно «и» — а может, одно «но». Есть слово для того и другого сразу?
— Не тяните, шеф…
— Значит, это тело мариновалось таким вот манером целый век. Но-дефис-и. Слыхали о Дж. Дж. Аллине?
— Это что еще за хрен?
— Слушайте внимательно. К счастью, доктор Харрис виртуозно управляется с Гуглом. Аллин был певцом, так здесь говорится. Но известно и кое-что еще. Просто восхитительно. «Говнорокер в буквальном смысле» — так здесь сказано. Мне лично больше по вкусу «Квин». «Не вставайте в первый ряд», — так пишет Харрис. Так или иначе, он лет десять как умер.
— И что?
— Стоит принять во внимание, что на одной из татуировок нашего покойного приятеля значится следующее: Дж. Дж. Аллин и «Подсевшие на Убийство».
— Вот черт!
— То-то и оно. Очевидно, наш-то был уже замаринован несколько десятилетий, прежде чем получить свою татуировку.
Они посмотрели друг на друга.
— Хотите, чтобы я выяснила, кто он такой, да?
— Нет необходимости, — сказал Бэрон. — Нам повезло. Он есть в базе данных.
— Что?
— Отпечатки пальцев, ДНК, полный комплект. Получается, ему уже сотня лет, но дата рождения — тысяча девятьсот шестьдесят девятый год. Эл Адлер. Известен и под другими дурацкими именами. Они любят свои погоняла.
— За что привлекался?
— За кражи со взломом. Но это лишь благодаря сделке — обвинение переквалифицировали на обычное. Первоначально он проходил по другой статье.
Незаконная магия. Проникновение внутрь при помощи чародейских средств.