Крамер против Крамера
Шрифт:
К элементам светской жизни относились регулярные обеды с друзьями, которых время от времени они приглашали и к себе. Их занимали вопросы женского движения, порой разгорались дискуссии о роли женщины, после чего мужчины отправлялись на кухню мыть тарелки. Если Теду порой удавалось встречаться за ленчем со старыми друзьями, то у Джоанны старых подруг не осталось. Если не считать Эми, бывшую учительницу, с которой она встречалась на игровой площадке. Они беседовали о детях.
— Тед, я хотела бы пойти работать.
— Что ты имеешь в виду?
— Я просто рехнусь. Я не могу безвылазно проводить всё время с двухлетним ребёнком.
— Может, нанять приходящую няню?
— Меня
— Джоанна дорогая, малыши нуждаются в матери.
— Линда работает. Она выходит в мир, она чувствует себя личностью. А я торчу здесь с Билли, Джереми и их Клео, которая не может дождаться, пока я не появлюсь, чтобы она могла смотреть «Как мир перевернулся».
— А ты сама смотришь?
— Не вижу тут ничего смешного.
— Хорошо. А ты думала, чем бы хотела заниматься?
— Как я прикидываю, тем, что я и делала.
— Но в любом случае придётся платить домработнице или сиделке, или кто там будет. Я хочу сказать, у нас нет столько денег, а твоя работа будет приносить сплошные убытки.
— Убытки и так существуют. В том, что происходит со мной.
— О чём ты, собственно, говоришь? Трудно поверить, что слышу это от матери. Билли просто великолепен.
— Я теряю интерес к Билли. Я устала от глупых игр с двухлетним ребёнком и его глупых кубиков. Ты говоришь о нём, как о взрослом человеке, а я ползаю по полу гаража.
— Видишь ли, всё это быстро забудется. Помнишь, как ты уставала от своей работы?
— Значит, я буду делать что-нибудь другое.
— Что? Каким образом ты можешь прилично зарабатывать?
— Как-нибудь. Ведь я занималась отношениями с общественностью, не так ли?
— Ты была просто секретаршей, Джоанна, вот ивсе.
— Вот и нет. Я была помощницей у…
— Не лицемерь сама перед собой. Ты была обыкновенной секретаршей.
— Понимаешь, что ты отвратителен?
— Но это правда. Прости. И я не вижу смысла в том, чтобы нарушать налаженную жизнь двухлетнего ребёнка лишь для того, чтобы ты могла быть секретаршей в какой-нибудь конторе. Для тебя это в прошлом.
— Ах, вот как?
— Послушай, когда он станет постарше, когда от девяти до трёх он будет в школе, может быть, ты найдёшь себе работу с неполным рабочим днём.
— Благодарю за разрешение.
— Джоанна, откуда это всё у тебя?
— От двух утомительных лет.
— Не сомневаюсь, что остальные матери с ними как— то справляются.
— Далеко не все. Некоторые работают.
— Да, но…
— Что «но»?
— Дай иве немножко подумать.
— Я тебе предупредила.
— Это смешно, а я — то думал, что, может быть, мы могли поговорить о втором ребёнке.
— Неужто? Интересно.
— Говорят, что чем больше ждёшь, то всё труднее и труднее.
— В самом деле?
— Я имею в виду…
— Я не хочу второго ребёнка, Тед.
— Просто потому, что ты целиком поглощена малышом. Мы все его любим.
— Я не могу и подумать, что мне снова придётся всё это выносить. Господи! Круглые сутки сплошная кормёжка и уборка!
— Всё могло бы быть очень здорово. Представляешь, ты сажаешь малыша к себе на велосипед и мы отправляемся на прогулку!
— Почему бы тебе не взять его напрокат, Тед?
Она намекала на ребёнка, а не на велосипед. Она излила душу своей новой подружке Эми; слова хлынули из неё потоком — как всё валится у неё из рук, как она устала, как растеряна. Эми оказалась не той слушательницей, которая ей была нужна. Эми любила детей, ей нравилось быть матерью, она с удовольствием думала, как вернётся в класс, когда её ребёнок подрастёт, то есть она поддерживала точку зрения Теда. «Скука развращает», — сухо сказала Эми таким тоном, что Джоанна почувствовала себя двоечницей у доски. И тут уверенная и такая правильная Эми выдала ей номер. У неё тоже есть кое-что на душе, чем она не можетни с кем поделиться. У Эми любовная связь. Он женат. Психиатр. Джоанна бывала в таких ситуациях, ещё не будучи замужем. И теперь перед ней впервые предстала знакомая женщина, жена, которая признаётся в адюльтере — и с психиатром.
— Разве им разрешается? — спросила Джоанна, пытаясь справиться со своей растерянностью.
После взаимных объятий и поцелуев они расстались — духовные сёстры, доверившиеся друг другу, хотя Джоанна сомневалась, получила ли она то, что ей было нужно в обмен. Любовная история? Она подумала, что такой выход её не привлекает. Он повлечёт за собой только очередную кучу сложностей. Хотя мысль, что, наняв сиделку, она получит время для такой связи, несколько развеселила её.
Тед мог бы сказать, что испытывает определённую симпатию к борьбе женщин за свои права и к женскому движению. Он прилагал усилия, стараясь «разделять её ношу», как он сам называл своё поведение: прежде, чем идти домой; он звонил Джоанне и спрашивал, что ей нужно купить. Хотя домом должна заниматься она сама. Он может помогать ей с Билли, купать его, уделять ему несколько часов по уик-эндам. Хотя и в это время она была постоянно при деле, ибо на ней лежали заботы о его одежде, его питании, здоровье, визиты к детским врачам, контроль за его развитием. Он был папой, но она была мамой. Он хотел оказывать помощь. Он чувствовал, что должен помогать. Он старался. И всё же по большому счёту Билли был только на её попечении.
Шло время, и Билли, как и каждый ребёнок в его возрасте, миновав период детской площадки с её качельками и велосипедиками, в трёхлетнем возрасте отправился в детский садик. Тед задался вопросом, как это он ухитрится вырасти и не посещая садик, который будет обходиться им в тысячу четыреста долларов в год, и разве это не чертовская прорва денег, которые придётся выложить лишь за то, что трёхлетнего ребёнка научат малевать рисунки на бумаге? Но Джоанна понимала, что если Билли будет ходить в группу, то у неё высвободятся хотя бы несколько свободных часов каждый день. Она объяснила Теду, что теперь все дети посещают садик, и что если Билли не будет ходить в него, он безнадёжно отстанет и никогда не возместит того, что будет потеряно. И Тед выписал чек на детский садик под названием «Котята».
Но и тут Джоанне легче не стало. Порой Тед одевал Билли по утрам и отводил его в садик. Но к полудню Билли уже возвращался домой; Джоанне казалось, что он даже не уходил, и ей приходилось уделять ему всё время. Любая мать признает, что таковы все трёхлетки, но ей от этого не легче, когда он требует, чтобы сандвичи с ореховым маслом были треугольные, а не квадратиками, чтобы молоко ему наливали не в «клоунский колпак», а в «слоновую чашку», когда цветную бумагу для вырезания приходится выкидывать, потому что она уже вся замаслена, когда его гамбургер рассыпается в крошки, когда он жалуется, что у Рэнди в садике жёлтый велосипед со звонком, а не с клаксоном, когда через десять минут после ухода уборщицы, получившей двадцать долларов, пол залит яблочным соком. И если даже Тед ворчит, что деньги утекают как вода, а компании на это плевать и ему придётся брать дополнительную работу на дом, в конце концов, у него есть работа, на которой он может обсуждать самые различные темы, а не только Джиффи, о, прости, Билли, я думала, что речь идёт о Скиппи, нет, чёрт побери, нельзя есть мороженое вместо завтрака, и всё же он очарователен и на него приятно смотреть — но ей от этого не легче,