Крамола. Книга 2

Алексеев Сергей Трофимович

Ночью он пробрался к себе в квартиру на втором этаже, но уснуть так и не мог. Стоило прикрыть глаза, как он возвращался в конюшню и снова вбивал колышки под монотонное хождение Кирюка.

К утру у него родилась мысль, что пора собирать вещи и возвращаться назад, в Сыктывкар. Там, поди, уже забыли его. Да и год все-таки не пятьдесят шестой…

Возвратившись из монастыря, Кирюк наказал секретарше никого не впускать, закрылся у себя в кабинете и сел за стол, раскупорив бутылку с минералкой. Возмущение и гнев, вспыхнувшие возле ворот заброшенной тюрьмы-обители, не давали покоя и здесь. Он видел перед собой контуры ям, отмеченных колышками, считал

в уме примерный их объем и ничего не мог произнести, кроме одного слова — сволочи! — вкладывая в него всю ненависть к недавнему посетителю и к людям, ему неизвестным, но очень похожим на Деревнина. А что могло быть еще у Кирюка, кроме ненависти, если у него самого дед канул в Лету в тридцать восьмом году? Что могло быть, если ему теперь, спустя столько времени, приходится ломать голову над преступлениями таких людей? Чтобы не возмущать рабочее население города, чтобы сохранять его трудовую направленность и заботиться о благосостоянии народа, теперь придется тратить миллионы рублей на никому не нужный монастырь. Конечно, в комитете партии подобного расхода городских средств не одобрят, станут допытываться, зачем Кирюку понадобилась развалина, когда лучше на эти денежки отгрохать новый кинотеатр или даже музей. И придется рассказывать там про ямы… Безусловно придется, каждый рубль на счету. А расскажешь, так к тебе сразу изменится отношение. Да, он, нефтеградский секретарь, не виноват, что на его территории обнаружились ямы. И никто не обвинит, но обязательно станут думать: почему этих ям ни у кого нет, а у Кирюка они выплыли? Может, в его епархии и еще есть какие-то неожиданности и недоработки? Может, к нему комиссию послать и проверить все хорошенько? А то, что иссякает нефтяной поток, хотя по всем прогнозам не должен бы иссякать, ибо запасы несметные, какова роль Первого в этом деле? С человеческими костями шутки плохи, а с нефтью еще хуже! Если имеется в работе одна щербинка, то найдут и другую…

Ко всему прочему, о ямах наверняка заговорят на Западе, — к Нефтеграду внимание приковано международными договорами о поставках! — появятся памфлеты, дескать, они из человеческих костей качают черное золото…

Нет, Кирюк не виноват, что ямы вскроются, но все это — политика. Сейчас судить трудно, кто там в монастыре закопан, чья кровь пролилась; известно одно — костей не должно быть. За спокойствие среди населения, за его веру в чистоту революционных помыслов отвечает он, Кирюк, и никто больше. Потому что это дело духа.

Если ему сейчас не принять единственно верного решения, скандала вокруг монастыря и впрямь не миновать. Комитет партии спросит с него, потому что еще строже спросят с комитета в ЦК. Не будет правильного решения на месте — Кирюк поставит под удар не только себя. Сам — ладно, есть диплом химика-технолога, а слышно, вот-вот начнут строительство химкомбината на местном сырье. Но если он, Кирюк, поставит под удар ЦК и партию в целом?..

Руководитель нового типа, знал и верил Кирюк, это человек государственного мышления.

На следующий день утром он принял решение и собрался было поехать к Чингизу Азизовичу, однако

позвонила его секретарша — опять новенькая (спросить бы для начала за секретарш на бюро!) — и переключила телефон на «хозяина». Чингиз сам звонил чрезвычайно редко, при исключительных обстоятельствах, и звонок его насторожил Кирюка. Тем более по голосу стало ясно, что генеральный непривычно взволнован и не может скрыть радости.

— Купол хочу будить! — сообщил он. — Совещание провожу. Приезжай!

— Я занят, — холодновато и даже дерзко сказал Кирюк.

— Как — занят? Почему — занят! — возмутился Чингиз. — Я Купол знаю, как будить, как нефть стране давать — ты занят!

Пришлось согласиться: пока спрашивают за нефть, не за ямы…

Совещание длилось около часа. Академик приготовил для Купола меры конкретные и решительные: в скважины, на которых прекратился самоизлив, опускали заряды большой мощности, чтобы торпедировать нефтеносные пласты, да не просто чтобы возбудить нефтеотдачу, а как бы встряхнуть весь Купол, расшевелить его нутро, выбить все пробки, сдерживающие добычу.

— Землю будить буду! — заявил Чингиз. — Уснула земля! Люди здесь спали, и она спит, не желает работать. Не желает — заставим!

Сам академик был человеком все-таки честным и добросовестным. Ему было стыдно, что нефти оказалось много меньше, чем предполагалось, и потому он работал лихорадочно и смело. И если Чингиз сидел на совещании при трех звездах на груди, то академик не надел ни одной и на пиджаке его скромно синел вузовский ромб, как у молодого специалиста-первогодка.

Подземный взрыв планировался через три дня, поэтому все причастные к нему неимоверно спешили. Обстановка напоминала канун великого сражения.

Кирюк подождал, когда генеральный останется в одиночестве. Он не хотел спешить, тем более посвящать Чингиза в свои замыслы: вопросы, касаемые духа, принадлежали партии.

— Можно получить полный комплект сантехники на две девятиэтажки, — сказал Первый. — Почти даром.

У генерального не дрогнул ни один мускул, хотя он-то знал, как туго с оборудованием.

— Что просят? — спросил он без интереса.

— Девять тонн плавиковой кислоты, — ответил Кирюк.

— Какой кислоты? Я кислоты не знаю. Где взять? Скажи?

— Она у вас имеется, — отмахнулся Кирюк, чувствуя, как Чингиз крепнет духом и положением. — С ее помощью измеряют искривление скважин. Это единственная кислота, которая даже стекло разъедает.

Последнее Кирюк сказал напрасно — Чингиз что-то заподозрил.

— Зачем стекло разъедает? Кто просит?

— По условиям договора назвать заказчика не могу, — мягко объяснил Первый. — Это не моя тайна.

— Правильно! — вдруг похвалил Чингиз. — Меньше нос суешь в чужие дела — долго с носом ходишь. Ты будешь хороший хозяйственник, умный.

Он вызвал начальника управления по снабжению и назвал, что требуется. Причем в лицо ему не глядел — куда-то в пол и пристукивал ладонью по столу.

— На год получаем всего сто килограмм, — на память сказал начальник.

— Девять тонн дай, — распорядился генеральный тем самым тоном, после которого уже нельзя было возражать. — Через три дня.

Кирюк знал, что кислота будет именно через три дня: у Чингиза можно было поучиться работать с подчиненными.

В присутствии посторонних, а тем более официальной власти, ему уже не отказывали ни в чем. Чингиз на глазах учил Первого исполнительности.

— Еще чего надо? — спросил генеральный.

— Больше пока ничего, — ответил Кирюк.

Оставаться дольше в кабинете Чингиза было не положено. Первый взял папочку и вышел.

Два комплекта оборудования у Кирюка были и лежали на складе стройтреста. О них знали всего два человека в Нефтеграде: один был сам Первый, другой — бригадир шабашной бригады, привезший это самое оборудование в обмен на заготовку строевого леса для Казахстана. А что отдаст за кислоту Чингиз, Кирюка уже не волновало.