Крапленая обойма
Шрифт:
– И что же?
– Они пытались ко мне вломиться.
– К вам в квартиру?
– Нет. Я был в загородном доме. Они хотели пролезть через окно. Но я для Них слишком крут. У меня был «Ремингтон», и я пальнул, не раздумывая.
– Не может быть. Вы стреляли?
– А как же, доктор. Ведь Они охотятся за мной и намереваются меня убить. Но меня так просто не возьмешь.
– Кто-нибудь пострадал?
– А что? У меня такое ощущение, доктор, что вы за Них. Или вы один из Них?
– Вы же знаете, что это не так. Разве я не убедил вас в обратном?
– Вроде бы да. Но кто точно знает?
– Вы знаете точно. Так пострадал кто или нет?
– Нет. Утром я никого не обнаружил за домом. А ночью я не выходил проверять. Я не такой дурак.
– Вы звонили в полицию?
– Зачем?
– Послушайте, давайте следовать нашим договоренностям.
– Я и следовал, доктор, пока Они вчера опять не объявились. Вы ведь говорили, что это не может больше повториться.
– И я по-прежнему это утверждаю. Вы ведь обещали мне, что будете находить всему разумное объяснение.
– А разве это не разумное?
– Нет. Не разумное. Давайте так... Вы готовы придерживаться нашего прежнего плана?
– Да, готов, доктор.
– Тогда вы должны забыть об оружии. И больше никогда его не применять.
– Но, доктор, когда кругом одни враги...
– Вы считаете меня своим врагом?
– Вас – нет.
– Вот видите. Получается, не все так плохо.
– Но... Хотя. Может, вы и правы, доктор. Значит, я все еще смогу спастись?
– Если вы будете слушаться меня.
– Я слушаюсь, доктор.
– Расслабьтесь. И немного успокойтесь.
Психотерапевт, или, как теперь модно называть – психоаналитик, Марк Георгиевич Лаврентьев задумчиво смотрел на своего пациента.
Вице-президент крупнейшей компании Фомин Андрей Викторович лежал на кушетке с закрытыми глазами. Это был человек пятидесяти лет, суховатый, подтянутый, с залысинами и с блеклым лицом с обвислыми щеками.
Еще вчера Лаврентьев считал, что его пациент находится на пути к выздоровлению. Но теперь понимал, что ошибся. У пациента уже довольно ясно вырисовывалась начальная стадия шизофрении. И его следовало просто изолировать.
Фомин попал к психотерапевту два месяца назад. Сам президент компании связался с Лаврентьевым и попросил того об этой услуге. Марк Георгиевич считался одним из лучших психоаналитиков столицы.
Фомин методично, уверенно шел к своей заветной цели – к должности президента компании. Его продвижение было настолько ровным, без каких-либо «крутых виражей», что когда этот «крутой вираж» все же случился, он просто не смог справиться «с управлением». Его, словно машину, занесло, закрутило, перевернуло и стопорнуло. Все было гладко, и вдруг... Президентом компании неожиданно стал другой. Со стороны. Варяг, одним словом. Вмешались люди, которые вкладывали в эту компанию деньги, люди, которые неожиданно сделали поворот на сто восемьдесят градусов, вмиг охладев к нему, хотя до этого относились к нему благосклонно.
Везение, эйфория по поводу прекрасно складывающейся карьеры – и неожиданный удар... Вице-президент, не дотянув совсем немного до вожделенного поста, вдруг увидел Их. Врагов. Оказывается, Они у него были. И Они помешали ему. Эта простая мысль взорвала сознание. Конечно, именно Они помешали ему стать президентом. Он не знал, кто Они конкретно. Но эти Они разом объясняли все превратности его судьбы.
У Фомина началась мания преследования. Он стал запираться на ключ в своем кабинете, сменил секретаршу, все бумаги моментально прятал в сейф, если кто-то пытался с ним встретиться. Он верил, что Они не остановятся на этом. То, что он не стал президентом компании, – только начало. Основная Их цель – убить его. Выведать нужную информацию и убить. Какую нужную – он не знал. Да это уже и не имело значения. Для его заболевшего сознания – не имело.
Он заставил проверить свои телефоны на работе, уверенный в том, что в них установлены «жучки» и что все его телефонные разговоры прослушиваются. Конечно, болезненное состояние неблагоприятно отразилось на работе. Он стал совершать ошибки, путаться в отчетах, а когда ему указывали на это, он объяснял это заговором против него. У него был прекрасный послужной список. Именно поэтому президент компании не стал расставаться с ним, а просто сузил объем его работы, решив дать ему некоторую передышку. Однако этот благородный порыв Фомин воспринял по-своему. Они хотят лишить его работы в компании. Враги хотят «убрать» его из компании.
Через месяц ушла жена, потому как свои страхи он перенес и на дом. Врезал несколько дополнительных замков. Велел жене не приглашать никого в гости и самой никуда не выходить, не подходить к телефону. И ночью, просыпаясь, постоянно поднимал жену и требовал, чтобы она проверила, не открыта ли дверь на балкон, через который Они могли добраться до него, даже несмотря на то, что он жил на шестом этаже. О загородном доме и говорить нечего. Там он вообще не мог спать, прислушивался к малейшему шороху.
Когда президент сказал, что Фомин обязан будет посещать доктора Лаврентьева, тот отнесся к этому как к продолжению заговора. Однако на лечебные сеансы ходил исправно. Даже во всем соглашался с врачом, и Лаврентьев думал, что сумеет подлечить больную психику пациента. Но несколько дней назад понял, что все его старания были напрасны. Пациент ему врал. Фомин соглашался с Лаврентьевым во всем лишь с одной целью – узнать, не принадлежит ли доктор к Ним.
Сомнений у Лаврентьева не осталось. Фомину теперь могли помочь только в психиатрической больнице.
Дверь в кабинет тихонько открылась, и в образовавшуюся щель просунулась голова секретарши:
– Марк Георгиевич...
Лаврентьев обернулся и нахмурился. Одним из его требований к секретарше было, чтобы ему никто не мешал во время работы с пациентами.
– Очень срочно вас к телефону, – несколько виновато настаивала она.
– Кто? – резко бросил Лаврентьев.
– Катышев.
Брови у психоаналитика сдвинулись к переносице. Катышев был хирургом и заведовал реанимационным отделением одной из столичных больниц. Кроме этого, он был одним из лучших его друзей. И виделись они с ним вчера, а значит, просто так он звонить и настаивать на беседе, зная его привычки, не будет.