Крапленая обойма
Шрифт:
– Хорошо. Переключите.
Голова девушки исчезла.
Лаврентьев поднялся со стула, похлопал лежавшего на кушетке Фомина по плечу и мягко произнес:
– Закройте глаза. И постарайтесь ни о чем не думать.
Затем он подошел к своему рабочему столу и поднял трубку телефона.
Новости были неприятными. Лицо психоаналитика побелело, рука задрожала и в какой-то миг едва не выпустила трубку.
Фомин продолжал лежать на кушетке. Как и приказывал доктор – с закрытыми глазами. Ему не было ни до
Лаврентьев медленно опустил трубку на телефонный аппарат, облизнул пересохшие губы и устало провел ладонью по лбу, как бы пытаясь собраться с мыслями. Несколько минут он стоял, не двигаясь с места, задумчиво, не мигая, глядя в одну точку, а затем подошел к входным дверям, приоткрыл их и позвал секретаршу:
– Алена!
Среднего роста смуглая девушка в джинсах и ситцевой блузке впорхнула в кабинет и лучезарно с едва уловимой грустью сверкнула огромными голубыми глазами.
– Отмени, пожалуйста, все визиты на сегодня. Кому сможешь дозвониться. Кто придет – извинись за меня.
Лаврентьев уже не смотрел на секретаршу. Он подошел к Фомину, который, не меняя положения, продолжал лежать на кушетке:
– Прошу прощения...
Вице-президент открыл глаза.
– Сегодня, к сожалению, мы не сможем продолжить.
Фомин вскинул брови и больше ничем не выразил своего неудовольствия; сел на кушетке, свесив ноги к полу.
– У меня случилось несчастье. Секретарша вас проводит.
Фомин сказал понимающе:
– Они добрались до вас. Я прав?
Лаврентьев болезненно улыбнулся:
– Не будем забегать вперед.
– Не волнуйтесь, доктор, – заговорщицки прошептал пациент. – Я знаю, как с Ними справиться. – И подмигнул.
– Давайте с вами договоримся... – Лаврентьев тяжело вздохнул; меньше всего ему сейчас хотелось думать о сидящем рядом психопате. – Вы мне верите?
– Я думаю, доктор, вы на моей стороне.
– Очень хорошо. Тогда отправляйтесь домой. И никуда не выходите. Ничего не предпринимайте. Я с вами свяжусь, и мы обсудим план наших дальнейших действий. – Психотерапевт обернулся к стоявшей у порога секретарше. – Алена, проводи Андрея Викторовича.
Затем он снял халат, бросил его прямо на стол и двинулся к шкафчику, в котором висела одежда.
В палате реанимации стоял устойчивый запах лекарств. На единственной высокой, широкой койке с закрытыми глазами лежал под капельницей человек, до подбородка накрытый одеялом. И лишь по пышным белокурым волосам можно было догадаться, что это женщина. На лицо было просто ужасно смотреть, на нем не осталось ни одного живого места – открытая сплошная рана. А кислородная маска придавала пациентке еще более удручающий вид.
– Боже мой, – едва пошевелил губами Лаврентьев;
– Сотрясение мозга средней тяжести, многочисленные переломы, ссадины. Она еще довольно легко отделалась, судя по тому, что мне рассказали.
Стоявший за спиной у психотерапевта Катышев устало пожал плечами. Хирургу было под сорок. Худощавый, высокий, с черной как смоль бородой клинышком, в белом халате и высоком колпаке.
– А... а что рассказали? – запинаясь, оглянулся Лаврентьев.
– Ее машина сорвалась со склона и кувыркалась до самого дна обрыва. Можешь себе представить...
– Когда ее привезли?
– Сегодня ночью. Но кто она, мы узнали только утром. Вернее, нам это передали из ГИБДД – установили по документам, которые обнаружили в машине.
– Она будет жить?
– Ты имеешь в виду, будет ли она жить в таком виде?
– И это тоже.
– Сейчас она в коме. Стопроцентной гарантии, конечно, тебе никто не даст, но я думаю, что все будет в порядке.
– В порядке? – Лицо у Лаврентьева скривилось.
– Я вызвал Галкина. Помнишь такого?
– Как же. Хирург-пластик.
– Когда мы поднимем твою супругу на ноги, он займется ее личиком. Медицина сейчас делает большие чудеса. Не переживай. Если Бог поможет ей выкарабкаться, все остальное – мелочи.
Лаврентьев, будто загипнотизированный, смотрел на изуродованное лицо жены. Она была красивой женщиной. До катастрофы. Сможет ли вернуться назад красота? Теперь остались лишь пышные белокурые волосы.
– Пойдем, – Катышев приобнял друга за плечи. – Здесь тебе пока нечего делать.
На пороге Лаврентьев задержал хирурга.
– Ты говорил, у нее сотрясение мозга...
– И не спрашивай. Последствия будут ясны, как только она придет в себя.
Они вышли в широкий коридор. Здесь их уже ждали. Среднего роста, широкоплечий, с грубыми чертами лица человек лет тридцати пяти в форме капитана полиции.
– Следователь ГИБДД Смолячков Иван Афанасьевич.
Проницательный взгляд глубоко посаженных серых глаз капитана остановился на психоаналитике. Казалось, хирург его нисколько не интересовал. А вернее, он уже перестал его интересовать.
– Вы муж потерпевшей? – Глазки-буравчики так и сверлили Лаврентьева.
Тот кивнул.
– Может, хотите поговорить у меня в кабинете? – предложил Катышев.
Смолячков покачал головой:
– Нет, спасибо. Я бы хотел побеседовать наедине.
– Понимаю, – хирург похлопал своего друга по плечу. – Я вас оставлю. И жду тебя у себя.
Катышев сунул руки в карманы халата и неторопливо двинулся прочь по широкому коридору.
– Давайте выйдем на свежий воздух. Не знаю, как на вас, а на меня больничные запахи не очень хорошо действуют.