Шрифт:
Несколько предупреждений от автора
В истории большого города совсем как в жизни человека есть периоды беззаботного непрерывного праздника. Для Парижа такими явились двадцать лет между двумя мировыми войнами.
Граждане Третьей республики до самозабвенья веселились, и при этом Франция (и конечно, прежде всего её столица) была вся в аферах — немыслимых, многочисленных и самого разнообразного толка.
Виктор Финк писал в своих «Литературных воспоминаниях»: «Одно за другим следовали расхищения интендантских складов… строительных материалов, военных контрибуций. Особенно плодотворно разрабатывалась золотая жила, какой во все времена и у всех народов являлась доверчивость обывателя. Непрерывно возникали акционерные компании по эксплуатации разных сказочных золотых приисков, или алмазных копей, или нефтяных фонтанов, или каких-нибудь других, случайно открытых и еще не использованных даров природы, суливших несомненное и к тому же быстрое обогащение.
Газеты печатали статьи, расхваливавшие эти новые Клондайки. Кроме дельцов-организаторов, в правление компаний обычно входило несколько сенаторов, несколько депутатов, один-два барона или графа. Все выглядело до невозможности солидно, и клев шел хорошо: мелкие рантье расхватывали акции, в кассу текли миллионы. Вкладчики ждали, затаив дыхание, когда их акции покроются нежной шерстью дивидендов и настанет заветный день стрижки. Этот день, однако, так никогда и не наступал, ибо золотых приисков не было, алмазных копей не было, нефти не было, ничего не было» [1] .
1
Виктор Финк. Литературные воспоминания. М., 1968, с. 169.
В нижеследующей истории, повествующей о деле Александра Стависского, будет обрисован в общих чертах и деталях, подчас неожиданных, но совершенно достоверных, самый громкий, самый выдающийся скандал межвоенного Парижа.
Скандал этот имел огромные последствия. Он потряс до основания всю Францию и привел даже к фашистскому перевороту, впрочем, к счастью, не удавшемуся.
При этом у читателя появится реальная возможность узнать поподробнее об одной совершенно феноменальной личности, которую смело можно включить в плеяду величайших европейских авантюристов.
Несомненно, истинное место нашего героя — рядом с Казановой, Сен-Жерменом и Калиостро [2] .
Ефим Курганов,
доктор философии
18 мая 2011 года. Париж
Post Scriptum
В книге нет и выдуманных персонажей, за исключением лишь барона А. Гольдвассера, введенного в качестве своего рода антипода А. Стависского. Все — чистая правда. Хотя правда, строго говоря, не бывает ведь чистой.
А Жорж Сименон и в самом деле занимался расследованием дела Стависского. Так что предлагаемая мною реконструкция, думаю, вполне оправданна.
Посвящается графине Норе Вальдштейн
2
Jean-Michel Charlier, Marcel Montarron. Stavisky. Les secrets du scandale. Editions Robert Laffont. Paris, 1974.
Пролог
Проклятое рождество 1933 года
ИЗ ДНЕВНИКА АЛЕКСАНДРА СТАВИССКОГО (десять страничек исчезнувшего архива Арлетт Стависской. Публикация и перевод с французского проф. K. Флейшина)
1933 год
23 ноября
Арлетт, ты со мной неотступно. Где бы ни был я, неизменно веду беседу с тобой, слушаю твой голос, зажигающий трепетом меня всего. И знаешь, совершенно не важно, о чем ты говоришь. Просто голос твой меня бесконечно пьянит, обжигает, завораживает. Даже если я слышу его только в воображении, даже если на самом деле нет тебя сейчас рядом.
И если, родная моя, я в чем-то и уверен в этой жизни, так именно в том и только в том, что и я с тобою точно так же неотступно.
Арлетт, слышишь ли ты меня?
На самом деле я не страшусь ничего — ни разлуки, ни расстояний… Ведь мы все равно вместе.
Только хочется мне подольше пожить. По одной лишь причине — чтобы оберегать тебя, чтобы жила ты той потрясающей жизнью, какой и заслуживаешь, великолепная моя Арлетт.
24 ноября
Суета затягивает меня все глубже. Такая-то вязкая, прилипчивая трясина.
Дела бесчисленные сплелись друг с другом и образуют даже как будто некоторое подобие петли, ей-богу.
Но я не могу сорвать эту петлю или хотя бы ослабить ее. Не могу скинуть с плеч хотя бы часть нависших на мне забот. Не могу. Наоборот даже: число дел, делищ и делишек неуклонно продолжает нарастать.
Некоторые из них весьма опасны. Пожалуй, даже чрезвычайно опасны. Я ничуть не бравирую. Это так все и есть. Все больше скапливается вокруг меня недругов, хотя я каждого стараюсь одарить, а не лишить чего-либо. И все-таки даже друзья все сильнее начинают напоминать мне недругов.
Но Арлетт, единственная моя, само бешеное кручение мое — оно ведь на самом-то деле только ради тебя, только ради того, чтобы тебе жилось легко и приятно, как и подобает истинной королеве, существу высшего порядка, как должна жить та, что стала символом парижской элегантности.
А думаю о тебе я просто ежесекундно и мысленно все время произношу с трепетом и замиранием имя твое. «А Р Л Е Т Т» — оно для моей гортани, признаюсь тебе, слаще самого сладкого вина.
30 ноября
Когда дикий, сумасшедший бег мой вдруг прервется, тебе, возможно, достанется этот изящный блокнотик, обложка которого обсыпана бриллиантовой крошкой, и ты оставишь его себе на память, обожаемая моя Арлетт.
А следующие записи, родная, можешь и не читать вовсе — в них всякая чушь, которой мне, увы, приходится заниматься. Чушь, недостойная тебя.
Арлетт — ты королева сердца моего, владычица жизни моей. Но это еще далеко не все, чего я не могу не высказать тебе в минуту интимной откровенности. Ты — дух и воплощение Парижа, ты — эманация сего несравненного места, единственная моя.
Я когда-то увидел, нюхом учуял это в брошенной, покинутой всеми девочке с беломраморной кожей, черными, вороного крыла волосами, с пепельно-голубыми глазами, сотканными из неповторимого парижского неба. И ты стала для меня Парижем — моя Арлетт…
Ты — мой Париж, а Париж — мое счастье и моя судьба, неразрывная причем. И я просто не могу потерять тебя, как не могу потерять волшебный, ставший родным Париж. Вы обретены мною раз и навсегда, на веки вечные… Я вас завоевал когда-то, и я навсегда ваш.