Красавчик Саша
Шрифт:
И приобрел я венгерских бумаг на несколько сотен миллионов франков. Собственно, большинство из них, как я полагаю, в итоге скопилось как раз у меня. Без остатка. А бывшие владельцы их заимели шанс получить более или менее приличные компенсации в счет утерянных имуществ.
Как только венгерские бумаги пойдут в оборот, я еще добавлю процентики, и вполне серьезные процентики. Я венгерских графов и князей еще увешаю чеками. Никто не останется в обиде.
Но когда эти бумаги пойдут в оборот? Вот вопрос, снедающий меня целиком. Особенно важный теперь, именно теперь, когда полицейские ищейки, получив команду, кинулись вдруг на байоннский банк «Муниципальный кредит», дабы нещадно разорвать его в клочья.
Отныне совершенно необходимо следующее (выхода просто нет): бывшие члены Антанты (за вычетом, естественно, ЭРЕСЕФЕСЕР), былые союзнички, подписавшие совместное соглашение 1930 года, должны незамедлительно собраться и сделать особое конкретное постановление касательно именно венгерских бумаг, которые наконец-то надобно пустить в оборот. Бумаги должны быть легализованы, и баста!
В ноябре месяце, совсем недавно, я специально совершил вояж в Будапешт, прихватив с собою депутата Боннэра, который обязан мне благополучием своим по гроб жизни. Там мы провели переговоры, и они стали просто триумфальны.
Теперь надобно завершить это дело в Париже. Окончательно и навсегда завершить. Дело совсем не простое и крайне спешное. Но только положительно решив его, я смогу доложить в кассу «Муниципального кредита» недостающие 230 миллионов франков, спася этим не только банк, но и французскую демократию, ибо боны «Муниципального кредита» рекламировали ведь министры нынешнего правительства и даже сам премьер. Касса сего банка никак не может оказаться пустой.
Итак, решение вопроса с венгерскими бумагами становится отныне первоочередным делом. За работу, «красавчик Саша»!
Ежели постановление о венгерских бумагах будет-таки принято (а оно должно быть принято!!!), то воспрянет и банк «Муниципальный кредит», Байонна продолжит процветать, и многие французские бедняки не умрут с голоду. Да и мое чудеснейшее семейство как и прежде ни в чем не будет знать недостатка. А для себя мне ничего и не надобно — так, на чаевые чтобы хватало.
Да, только от этих венгерских бумаг и может прийти нынче всеобщее избавление! Они-то и есть спасительный пояс для утопающего, а тонет вся Франция, никак не меньше.
Скупал-то я венгерские бумаги в свое время на всякий случай — дикая, шальная мысль забежала ко мне как-то вдруг. А вот теперь пришел им черед: они должны сгодиться, и как еще сгодятся! Судите сами. Ежели удастся их легализовать, подперев байоннский «Муниципиальный кредит», это окажется чудодейственной мерой для всей Франции, ибо наконец-то начнется совершенно бешеный приток денежной массы.
Только бы проклятые наши щелкоперы, эти разносчики падали и всякой заразы, ни о чем заранее не проведали — от них ожидаю я любой беды, и особенно теперь. Момент-то ответственнейший.
Но хватит о создателях газетной шелухи. Хватит о плохом: оно и так само о себе напомнит, не дожидаясь особого приглашения.
21 декабря
Обедал с префектом Кьяппом. Моим верным Жаном Кьяппом. Властный, всесильный хозяин Парижа, предо мною он буквально расстилался, как слуга пред господином. Еще бы! Ничего удивительного. Я ведь уже который год одеваю с иголочки не только его самого с семьей, но и всю его чрезвычайно обильную корсиканскую родню.
Впрочем, Арлетт утверждает, что, может, Кьяпп и верен по отношению к кому, но меня он, несмотря на все мои благодеяния, может только ненавидеть, ибо префект Парижа не выносит всех евреев без исключения, начиная с самого Иисуса. И для меня никакого исключения не делает — так заявляет Арлетт воркующим голоском, вполне сохраняя на беломраморном личике бесподобную улыбку.
Итак, я обедал с Кьяппом. Был он как обычно подобострастен и услужлив. Мою идею собрать заседание Кабинета министров ради окончательного решения вопроса о венгерских бумагах встретил с нескрываемым одобрением — благо предложил это я во время десерта, когда принесли целое ведерко керамису [4] и кофе с самым отборным коньяком.
4
Тирамису (tirami su) — итальянское пирожное с сыром.
Как видно, коньяк был очень стар, так что Кьяпп предложил, на исходе десерта, самолично встретиться с министром внутренних дел для переговоров относительно моей весьма заманчивой затеи. Я милостиво согласился и, смеясь, полуобнял префекта ласково и даже с восхищением.
Услуга, предложенная им, была невелика и даже где-то бессмысленна: министр внутренних дел к подписанию международных соглашений Третьей республики не имел ровно никакого касательства. Префект просто весьма ловко, хотя и прямолинейно, вымогал у меня значительные дивиденды, которые я должен буду выплатить ему после того, как венгерские бумаги наконец-то легализуют, а я опять начну купаться в деньгах. Да, хитер, ничего не скажешь… Грубо, примитивно хитер этот корсиканский разбойник, прорвавшийся в префекты Парижа. Действует нахрапом и без малейшего стеснения.
Однако я сделал вид, будто ничего не понимаю: подмигнул Кьяппу и церемонно заметил, что буду исключительно благодарен за предлагаемое содействие.
Корсиканец расцвел в приторной, циничной ухмылке. Но он и в самом деле остался доволен, хотя и попытался скрыть страстное вожделение от предвкушаемого денежного вливания.
Собственно, для меня самое главное — заручиться общим одобрением префекта, а что придется потом расплачиваться по-крупному, это я и так прекраснейшим образом понимал. И был к этому готов. Думаю, вообще не существует человека, который мог бы упрекнуть меня в скупости или неблагодарности.
И Кьяпп знал это прекраснейшим образом. Однако все равно решил заняться вымогательством — так, на всякий случай, как видно. Забавная личность, хотя отвратительная, конечно. И страшная. Но я его совершенно не боюсь, ибо Кьяпп слишком уж зависим от моего кошелька, а самого префекта эта зависимость совершенно устраивает.
22 декабря
Заручившись вчера поддержкой префекта Кьяппа, я тут же ринулся действовать, не теряя ни единого мгновения. Впрочем, как всегда в переломные моменты.