Красавцы советского кино
Шрифт:
Отметим, что на тот момент дома у артиста был целый зверинец: три собаки (Маклай, Лушка, Валет) и пять кошек (Дуся, Алик, Машка, Сильва и Аркаша).
А теперь приведу отрывки из интервью Ю. Соломина различным изданиям.
Газета «Правда» (номер от 18 апреля 2008 года, автор — В. Кожемяко):
«Критиковать наше прошлое — уже достаточно. Ругать тех, кто в чем-то виноват, — тоже достаточно. Есть, разумеется, кого и в чем обвинять. Но если повторять это бесконечно, если изо дня в день твердить в адрес старших поколений одно и то же: вот вы семьдесят лет не то делали…
Я
Я не против правды, даже если она самая горькая. Но вопрос: а всегда ли это правда? Ведь разговор нередко идет на уровне слухов: «Я видел какой-то документ…» И потом, если сплошной негатив обрушивается на головы молодых в таких количествах, многие могут не выдержать. И не выдерживают. Многие могут озлобиться — и озлобляются…»
Газета «Известия» (номер от 30 апреля 2008-го, автор — Е. Самойлов):
«Я живу то в Москве, то на даче. Пятьдесят на пятьдесят. Когда я был маленький, никак не мог понять отца, который любил утром рано вставать и идти в лес. Он меня всегда таскал с собой, а я не хотел и не мог физически — на меня не очень хорошо действовал шум деревьев. Теперь, когда я сам стал дедушкой, сижу и слушаю этот шум. В свое время решение одной из важных сцен в «Трех сестрах» Чехова мне подсказал дождь: по железной крыше капали крупные капли, я вышел на улицу, долго стоял и смотрел на них. Они и привели меня к какому-то решению.
На даче можно отдохнуть от всех: жизнь-то моя на виду, профессия эмоциональная, от нее быстро устаешь. Так что я еду за город, когда у меня есть возможность. Вместе с семьей редко получается выбраться — все работают. Там мне хорошо — я могу просто долго сидеть на веранде и наблюдать, там у меня собаки и кошки. Я с ними разговариваю, общаюсь. Это ведь некий мир, задающий определенный тон и навевающий мысли».
А вот как описала в «Московском комсомольце» (номер от 11 марта 2009-го) дачное житье-бытье Соломина журналистка Е. Светлова:
«Вечером Юрий Мефодьевич поедет привычным маршрутом в свою подмосковную деревню. Зайдет в местный магазинчик за ливерной колбасой — любимым собачьим лакомством. Из дома навстречу радостно выбегут Маклай, Лушка и Валет, устроят столпотворение в дверях, словно Бобчинский и Добчинский. Но всех перехитрит кошка Машка, которая сиганет через всю стаю и первая повиснет на хозяине. Он усядется в кресло перед телевизором, чтобы посмотреть новости, а кошки пристроятся поближе — кто на грудь, кто на колени, и Юрий Мефодьевич не заметит, как уснет под их мурлыканье».
Первый красавец (Олег Янковский)
Олег Янковский родился в городе Джезказгане Казахской ССР 23 февраля 1944 года. Его отец и мать были потомственными дворянами (по отцовской линии — польские, по материнской — русские). Отец служил штабс-капитаном в Семеновском полку, в Гражданскую войну перешел на сторону красных и воевал под началом М. Тухачевского. Однако в 30-е годы он был репрессирован и вместе с семьей отправлен в ссылку в Казахстан. В Джезказгане он дослужился до начальника строительства.
На момент рождения Олега в семье Янковских было уже двое мальчиков: Ростислав (1930) и Николай (1941). По словам Олега, первые годы жизни ему запомнились счастливыми и безмятежными, несмотря на то что время было тяжелое, военное. Актер вспоминал:
«А потом в одночасье все кончилось: отца в очередной раз забрали, мать, которая никогда прежде не работала, осталась с тремя детьми на руках. Так что коньки, велосипед или — чуть позже — загадочный мир, мерцавший за соседскими стеклами пузатой линзой первого телевизора, — все это существовало не для нас. Но мы даже не испытывали зависти, потому что хотеть этих роскошных вещей было нельзя, не принято, не полагалось…»
После ареста отца (а это произошло, когда семья жила уже в Таджикистане) семья Янковских распалась: старший сын Ростислав уехал в Минск (на родину отца), работать актером в Русский драмтеатр, а мать с Николаем и Олегом уехали в Саратов (в 1953 году, тогда же умер и отец мальчиков). Там они жили буквально впроголодь. Николай подавал большие надежды как актер (его даже приглашал в Слоновское театральное училище знаменитый педагог Сальников), однако он не мог бросить свою семью и устроился работать кузнецом. Его зарплаты едва хватало, чтобы прокормить себя, жену, мать, бабушку и младшего брата Олега. По мере сил присылал деньги из Минска старший брат Ростислав. Но и этих денег едва хватало, чтобы сводить концы с концами.
Когда жить стало совсем невмоготу, Ростислав забрал Олега к себе в Минск (на календаре был 1958 год). Хотя и у него жизнь складывалась не сладко. Вместе с женой они жили в мансарде театрального здания, а если точнее — в гримерке. Пожарные периодически выгоняли их оттуда, они поживут чуть-чуть в гостинице и обратно возвращаются, на старое место. Вместе с ними стал теперь жить и Олег. Несмотря на то что его брат был актером, Олега в те годы тянул к себе футбол, и он подавал большие надежды в этом виде спорта. Но от судьбы, как говорится, не уйдешь. Однажды в театре заболела молодая актриса-травести, игравшая в пьесе А. Салынского «Барабанщица» роль мальчика Эдика, и ей срочно пришлось искать замену. Тут под руку режиссера и подвернулся юный Олег. Так как роль была из разряда «кушать подано», подростку доверили ее без всякого страха. И он действительно не подвел коллектив, справился. С этого момента в жизнь Янковского всерьез вошел театр.
Тогда же он впервые серьезно влюбился. Причем девушка была старше его на пять лет (1939) и была студенткой Института физкультуры (фехтовальщица). Звали ее Лиля Голод. Вот что она сама вспоминает об этом:
«Олег был младше меня и не входил в компанию моих ближайших друзей. Я видела, что ему очень хочется быть вместе с нами. Замечала, как он издалека смотрит на меня, но его робкие попытки ухаживать только смешили. Он был очень застенчивым, боялся ко мне подойти. Иногда мы ездили с ним в одном троллейбусе: он — в школу, я — в институт. Видела, что он не сводит взгляда с меня, краснеет, смущается…