Красавица, чудовище и волшебник без лицензии
Шрифт:
…Джунипер не знала, как выглядит сейчас лицо принца Ноа для всех прочих. Могли ли изуродованные черты, которые видели все, кроме нее, отражать удивление, недоверие, непонимание, затем проблеск страха, отчаяния, которые тут же сменились горечью и презрением? «Так значит, вы меня все-таки предаете!» — без труда поняла она невысказанные слова обиды, от которой скривились губы и сощурились глаза Его Цветочества, снова делая облик принца угрюмым и капризным. А ведь он совсем недавно был так приятен собой, так мил, когда веселился и танцевал!.. «Все будут думать, что его истинная сущность — вот та, мерзкая и пакостная, — подумала Джунипер. — Но я ведь видела сегодня, что он совсем другой —
И она вздохнула, принимая нелегкое решение.
— Нам нужно к причалу, милый гоблин Петер! — решительно объявила она. — Вниз по дороге, которая ведет к озеру. Будьте так добры, доставьте нас туда как можно быстрее — за нами гонятся!..
И она, схватив за руку принца, забралась в повозку, прикрикивая на медлительного сатира, которому пришлось запрыгивать на ходу — ведь Петер, едва только она произнесла последнее слово, уже щелкнул кнутом, немилосердно подгоняя лошадей. Те встали на дыбы, едва не опрокинув повозку, и помчались — по кругу и вперед, вперед — через мост и лес, к озеру!..
Глава 53. Обратный путь в Ирисову Горечь
— ...Ты могла бы приказать, чтобы нас доставили в любой соседний мир! — потерянно повторял Мимулус, глядя на Джуп с отчаянием и обидой. — Нам следовало выбираться из этого леса как можно быстрее!..
— Прости, Мимму, — Джунипер не знала, как его утешить, и лишь вздыхала. — Но я не могла поступить иначе. Мой долг…
— Ох, да какой еще долг!.. — воскликнул вконец павший духом волшебник. — Единственное, что мы должны были сделать — так это попасть в Росендаль! У нас был шанс все исправить, но теперь... Мы никогда уже не сбежим из Ирисовой Горечи…
Принц Ноа молча слушал их, глядя пристально и мрачно. Повозка гоблина Петера грохотала на ухабах, от ударов копыт лошадей сама земля, казалось, гудела и дрожала. Внутри покачивались два фонаря с закоптившимися стеклами, пищали в клетке крысы, и никто, казалось, не радовался тому, что спасся от огненных змей — хотя стоило бы!..
— Как вы себя чувствуете, Ваше Цветочество? — попыталась было заговорить с принцем Джуп, однако тот мотнул головой и сквозь зубы процедил:
— Оставь притворство, Джунипер Скиптон. Со мной все хорошо, но вряд ли предательницу и лгунью это может действительно интересовать!
Прозвучало это тем обиднее, что Джуп на самом деле больше всего волновалась, не обострилось ли губительное действие проклятия после событий сегодняшней ночи. Столько переживаний, опасностей и беготни — тут могло пошатнуться и самое крепкое здоровье, что людское, что нелюдское!.. Мэтр Абревиль, по крайней мере, выглядел так, будто вот-вот умрет от разочарования, усталости и боли в измученных ногах. Но принц, надо признать, не выказывал никаких признаков слабости — напротив, его темное разгоряченное лицо так и пылало россыпью золотых веснушек, волосы блестели, как будто их расчесывали и приглаживали всю ночь, а сердито сощуренные глаза светились куда ярче, чем огоньки фонарей. «Пожалуй, я никогда еще не видела его таким… живым! — подумала невольно Джуп. — Непохоже, чтобы проклятие подкашивало его силы!». Тут она сообразила, что и сама давно уж не ощущала приступов дурноты, да и усталость быстро уходила, словно не было позади бессонной ночи, наполненной танцами, вином и безумным бегом. «Если бы Мимму не сердился, я бы обязательно спросила у него, как это понимать, — Джуп пошевелила пальцами ног, проверяя, верно ли она все чувствует. — Он говорил, что злые чары должны действовать разрушительно, как тайная хворь. Но я никогда еще не чувствовала себя такой здоровой и полной сил. Да и принц, кажется, ничуть не болен — только обозлен донельзя!».
Путь, ведущий от ручья к причалу, повозка Петера преодолела еще быстрее, чем бесовский свинорог, не встретив никаких препятствий на своем пути. Даже Ранункуло-Отравителю не по силам было угнаться за волшебной почтовой службой Росендаля!.. Не успела Джуп еще раз обратиться к Ноа, как перестук конских копыт стал тише, затем колымагу несколько раз тряхнуло так, что пассажиры едва не покатились кубарем, и голос гоблина проскрипел:
— Дело сделано!
— Лучше сказать: ошибка совершена! — трагически прошептал мэтр Абревиль, роняя голову на грудь.
Джунипер ощущала что-то среднее между угрызениями совести и злостью: ей пришлось так непросто, когда она решала, как поступить правильнее и честнее — и что в итоге? На нее обиделись и принц, и волшебник, а от сатира Фарра благодарности не стоило и ожидать — он, как и прежде, ничегошеньки не понимал. Но девушка, не желая выдавать своего огорчения, вежливо и сердечно поблагодарила гоблина Петера, так вовремя откликнувшегося на ее призыв, и даже, преодолев неловкость, поцеловала его в бородавчатую щеку.
— Всегда к вашим услугам, барышня! — со значением подмигнул ей Петер, ухмыляясь всей своей клыкастой пастью, и, поворотив лошадей, скрылся в предрассветных сумерках еще быстрее, чем появился.
...И вовремя — огненные змеи, кружившие над лесной дорогой, обессилев и разъярившись, огненными стрелами принялись камнем падать вниз. Походило на то, что они пытались поразить если не жертву, то хотя бы ее след. С причала было видно, как после каждого такого удара над деревьями вздымаются тучи искр. И даже это было невероятно красивым зрелищем — икры не просто рассыпались во все стороны, а соединялись в длинные сплетающиеся языки света, рисовали узоры, изгибались как побеги диковинных растений. То было великолепное завершение удивительнейшей Гостеприимной Ночи, и, забегая вперед, слухи о том, что праздник тайно посетил сам принц Ноа, начали расходиться еще до рассвета — так что в дальнейшем эту ночь именовали не иначе, как Королевской.
Сам же принц, печальный и подавленный, равнодушный к огненным чудесам, стоял у воды, подернутой туманом, словно не понимая, что от него требуется дальше.
— Лодка, — наконец, сказал он, обернувшись к Фарру. — Где ты ее оставил?
— Лодка! — растерянно повторил тот, почесывая лохматую голову. — Лодка?.. Ох! Неужели мне не приснилось?!.. Я-то думал, что это все ужасный сон — что я проигрался спьяну, что попал в неволю, что служу при Ирисовой Горечи… Ох, ох! Лучше бы вы меня не спасали, если все это правда!.. — и бедный сатир залился горькими слезами.
«И этот теперь несчастен — еще несчастнее, чем был!» — подумала Джуп, едва удерживаясь от того, чтобы самой не заплакать.
Его Цветочество, слушая жалобы лодочника, посуровел еще больше, и, казалось, вот-вот должен был разразиться гневной речью — Фарр все сморкался и хныкал, повторяя, как безрадостна его подневольная жизнь. Но вместо этого принц усмирил свой гнев — только глаза пару раз полыхнули желтым огнем, да клацнули когти, — и ледяным тоном произнес:
– Послушай меня, жалкий сатир-пьяница! Ты сам виноват в том, что угодил в рабство, и тебе следовало бы уяснить, что причиной этому стали твои дурные привычки, а вовсе не несправедливость судьбы. Но, так и быть, сегодня ты удостоишься моей незаслуженной милости. Вот мое королевское слово: если ты доставишь меня на остров живым и невредимым вместе с моей свитой, то я дам тебе вольную и прощу все долги.