Красавица и чудовище
Шрифт:
Но вот уже снаружи я пожалела, что не вняла совету. Во дворе словно прошёл кровавый дождь, взгляд в этой кровавой какофонии выхватывали только детали. Даже для бывшей медсестры, если считать четыре года в училища, это было слишком. Кишки, весящие на бельевых веревках, лапа, торочащая из песочницы, окровавленная стена дома. А в подъезде, будто кого-то порвали на части, красные брызги на потолке козырька, и свисающие с фонаря на глазном нерве глаз… И эпицентром этого ужаса оказалась большая зелёная машина.
Всё что я смогла вычленить из мои хиленьких познаний в
Влад открыл задние двери, пропустил кота и меня перед собой, пристегнул сумки к лавкам по бокам машины. Я, наконец-то смогла перевести дух. Он указал мне на сидение, рядом с водительским, перед большим (сейчас выключенным) монитором…
Лихорадка нагнала его на второй день путешествия, в один момент, он просто упал на руль. Правда, каким то, чудом успев остановить тяжелую машину. Кот ткнулся носом в хозяйскую спину, до этого я не знала, что кошки умеют плакать. Настоящие слезы, катящиеся из больших золотисто зеленоватых глаз, не были галлюцинацией, кот жалостливо мяукнул, и как-то просительно посмотрел на меня.
А я остолбенела, абсолютно ни зная, что мне теперь делать, мой попутчик оказался не очень разговорчивым и на протяжении всего пути мы в основном молчали и слушали музыку. Я капалась в его компьютере, оказалась, что броневик выездная выставка хайте-ка, столько электроники была втиснуто него, не знаю, правда, куда это всё упрятано, но вокруг я не наблюдала ни одного системного блока.
Первые неприятные звоночки, я заметила ещё вчера, у него резко поднялась температура, и пот полил с лица градом. Он сделал себе, какой-то укол, и одарил меня очень тяжёлым пронзительным взглядом. От чего мне, почему то стало очень не по себе. А сегодня он упал. Несмотря на все попытки разговорить его, я о нём почти ничего не знала, кроме пожалуй того как он попал в этот мир.
Каких усилий мне стоило переложить его из-за водительского сидения на лавку позади, я умолчу. Если бы не помощь Крыса, наверное, не справилась бы, один момент мне даже показалось, что ворчание кота было приглушенным матом. Может быть, я схожу с ума?
Он пришёл в себя только ночью.
— Долго я спал? — я задремала и услышала его слова сквозь сон. Храпящего, некрасивого голоса смертельно уставшего человека вполне хватило, что бы проснуться.
— Часов шесть может больше. — Он попытался встать, но не смог.
— Помоги подняться… нам надо ехать дальше.
— Тебе нельзя — я подошла к нему и просто навалилась на грудь, припечатывая его к лавке. В этом здоровом мужике силы было как в котенке, хотя в обычном своем состоянии он бы с лёгкость завязал бы меня хрупкую девочку в узел. Ну да вы скажите, какая же я хрупкая, таскаю на закорках этого вот детину, так что я не хрупкая девушка после этого.
— Есть такое слово, надо, чёрт, но если я тут сдохну, зачем всё это тогда было, с тем же успехом я мог бы просто бросить тебя там, в
До того как он снова свалился мы проехали ещё часа четыре. Я вновь ценой большого труда переместила его в лежачее положение, но на этот раз, оставив его на полу, подстелив под тело матрас, сил забрасывать его на лавку попросту не было, вколов ему, смесь из антибиотиков и жаропонижающего я отправилась спать. А под утро у него начался бред.
— Чёрт, умирать не больно, я умирал, сколько же я умирал, больше сотни раз. Умирать ведь не страшно, господи, но почему мне вновь страшно. Как в тот дождливый день под Манчжурией, как тогда, суровой русской зимой, когда сапоги вмерзают в снег на старой московской дороге — И тут он заговорил по-французски, на моём школьном уровне я понимала его через фразу.
— Снег показался таким тёплым, и мягким, стало так легко — и вновь на русском. — В котле сорок третьем под бомбами гореть в танке, было почти также больно, почти также больно, когда подковы германских рыцарей втоптали в лёд мою передовую дружину.
Он выгнулся дугой и страшно заскрежетал зубами. Я, навалившись на него всем весом, всё равно не удержала бы, но мне неожиданно пришёл на помощь Крыс, положив свои большие лапы ему на грудь и жалобно мяукнув, и смачно лизнув меня в нос.
— Пулю мне пулю, пуля это почти не больно, тогда под Крымом укрываясь в форте от обстрела вражеской эскадры, я даже не успел ничего понять, только удар в голову и всё. Это так легко раз и нет ничего.
И тут заговорил третий, и я узнала в этом голосе, который до этого менялся с каждой фразой, того парня, что спас меня вот только его голос звучал, как-то иначе.
— Успокойтесь вы сотня кусочков меня, сейчас умираю я, а не вы, вы уже прошли через это, а мне ещё рано умирать, у меня ещё есть долг. Вы погибшие под мечами самураи, вы ведь знаете что такое долг, ты французский солдат, замёрзший насмерть выполняя свой долг, ты тоже знаешь. И вы русские погибшие в горниле доброй сотни войн вы тоже помните. Долг, который превыше даже смерти. Я должен довести эту девочку до города. Иначе я спас её только ради забавы, а когда доберёмся тогда может быть можно будет умирать. А сейчас заткнитесь и дайте спокойно поспать, мне надо набраться сил.
Он затих, в какой-то момент я даже подумал что умер.
— Ну и что мне с тобой делать, странный спаситель? Вот почему мне достаются какие-то неправильные рыцари, вместо того что бы одной левой прибить толпу гоблинов, лучезарно улыбнутся в процессе, а потом упорно затаскивать в постель. А это ходячее недоразумение промолчало всю дорогу, сосредоточено крутя баранку, а потом свалилось с температурой. Ну что же, будем спасать тебя рыцарь ты мой. — Выдав эту фразу я, принялась стягивать с него уже знакомую куртку, обзаведшуюся приметной такой латкой на плече. Майка под курткой оказалась вся насквозь промокшей от пота. Повязка, которую он накладывал уже сам, кстати, в полнее профессионально, сползла, открывая края подсохшей и покрасневшей раны, гной.