Красавица и генералы
Шрифт:
Раздались протестующие возгласы в защиту народа-кормильца.
Нина провела ладонью по рукаву шелкового платья, и на ее высоком челе между бровей напряглась мягкая беззащитная складка.
– Ничего! - улыбнулся Григоров. - Прошу простить, ежели сказал лишнее. Человек служивый, защитник устоев... Ежели не возражаете, мы с Макарием Александровичем тихонько посидим, а потом поедем кататься.
– Садитесь вон там и не мешайте! - ответила Нина и позвала своих на сцену.
– Что вы ее пугаете? - упрекнул
– С лошадью мы всегда лаской, - сказал хорунжий. - Знаете стих? "Иль отравил твой мозг несчастный грядущих войн ужасный вид: ночной летун во мгле ненастной Земле несущий динамит?"
– Замечательно! - сказал Макарий. - Больше не пугайте. Это в конце концов скучно и пошло.
– Ох-ох! - вымолвил Григоров и, скинув фуражку, сунул ее на подоконник за гардину. - Хочешь сказать, я тут белая ворона?
– Сиди, не мешай им, - ответил Макарий.
– Поехали в бордель, а? По крайней мере, все просто. Сейчас покатаем Ниночку и отвалим... - Григоров пощелкал ногтем по медной головке шашки. Чертова Русская Америка! Приткнуться некуда!
Макарий отвернулся к сцене.
Нина чего-то добивалась от коренастого парня в гимназической форме, а тот напряженно смотрел на нее и кивал. У него за спиной стояла девушка, с которой, как понял Макарий, следовало ему объясниться в любви.
– Ну вы же любите ее! - сказала Нина. - Пусть она бедная, но сейчас она для вас выше царицы. Вы не покупаете ее, а любите!
– Чувствам, - тихо заметил Григоров. - Ты, поди, с работницей грешишь?
– А ты с лошадью? - огрызнулся Макарий.
– Не злись, я тоже с работницей, - сказал Григоров. - Все порядочные люди через них прошли.
– Нет, Григоров, - сказал Макарий, чуть покраснев. - У меня в Питере курсисточка есть.
– Ого! - Григоров не заметил покраснения. - Врешь, да?
Макарий промолчал, чтобы не сочинять дальше. Тем временем на сцене гимназист-старшеклассник густым баритоном требовал от девушки, чтобы она вышла за него, и протянул к ней руки.
– Нет, нет! - закричала Нина. - Я больше не могу!
– Ну что ты за пентюх! - решительно произнесла девушкам. - Повторяй за мной! - И с поразительной страстью проговорила: - Катерина... сколько раз я караулил тебя возле этой криницы!
Нина затопала ногами, колени и бедра неуловимо быстро отпечатывались под шелком, и снова крикнула:
– Умница, Сонечка!
– Катерина... - вдруг протянул гимназист. - Я... здесь... криница... я караулил... - Он опустил голову и прижал руки к груди.
– Ну наконец, Стефан! - сказала Нина - Почувствовал!
После репетиции катались в окрестностях поселка. Проехали мимо казачьих казарм,
– Летим!
И летели. Позади пыльные тучи, спереди ветер. Сияли повсюду рассыпанные куски угля, несколько дорог сползались в одну, ведущую на тот берег, в Новороссию.
– Там целых три театра! - крикнула Нина. Волосы сбросило ей на лицо, она сдвинула их ладонью и задержала руку возле уха. Заискрилось колечко с темным рубином.
Григоров повернул и залидировал прямо по степи, не собираясь переезжать на юзовскую сторону, дымившую "лисьими хвостами" завода Новороссийского общества.
Мотор раскачивало и подбрасывало. Нина ахала, Григоров смеялся и рычал.
Желто-сизая выгоревшая степь уходила к горизонту. Вдруг откуда-то слева стали вырастать два извивающихся черных вихревых столба, прошли вдали и пропали. Дунуло нестерпимым жаром, померещились голубые ставки, серебристый лес и крыши невиданных зданий.
Возле небольшой балочки остановились. По ее дну бежал ручей, желтел мелкими ягодами шиповник. Григоров вытащил из кожаного кофра арбуз, кинул его в воду и зачерпнул полный котелок. Вода текла ему на сапоги, сверкала как лед.
– Цирлюй-цирлюй! - послышался свист полевого конька.
– Как гуляли мы, братцы, по синему морю, по Хвалынскому, - нараспев произнес Макарий.
– Ну, казаки! - укоризненно-весело сказала Нина - Куда мы заехали?
Григоров протянул ей котелок. Она напилась, ее губы и подбородок стали мокрыми.
Из балочки тянуло прохладой, а спину и голову пекли тяжелые лучи.
– Вы у нас в полоне, - усмехнулся Григоров и в шутку крикнул: - Эй, Игнатенков, хочешь - тебе мотор, мне девка.
– Пусть сама выбирает, - ответил Макарий. - А и на что, сказать по правде, казаку образованная баба? Она тебя умучает, как того парнишку.
– А тебя не умучает? - спросил Григоров.
– Так офицерам до двадцати пяти лет нельзя жениться, верно? - поддел его Макарий.
– Нельзя жениться? А! - отмахнулся Григоров. - Вольный ветер в степу окрутит! Эй, полонянка, как ты?
Нина подбежала к мотору и взяла григоровскую шашку, вытащив клинок из ножен. Она стала вращать им над головой, слегка пританцовывать и выкрикивать:
– Эй, казаки! Кто не боится?
Платье облепило ее ноги.
Макарий засмеялся. Поднял свою палочку, приблизился к ней.
Шашка ударила как раз посередине, палочка разделилась на две, и Нина заявила:
– Какой казак пропал!
Она воткнула клинок в землю, подкинула пальцами кисть темляка.
Григоров покачал головой и зацокал языком. С ней попробовали поиграть, и она тоже поиграла.
– Григоров, выломай мне сук! - попросил Макарий и, улыбаясь, захромал к балочке.