Красавица Миррил, чудовище Миррил
Шрифт:
По большому счёту, Вито Шипнар в кругах мисторской богемы считался чем-то вроде дежурного сумасшедшего шута. Некоторые в открытую глумились над ним, многие глумились за спиной. И лишь горстка воспринимала его слова всерьёз.
Иначе дела обстояли с народом. Люди любили резкие стихи Барона Отрицательного, хоть их смысл порой и ускользал от понимания. А его прямые обвинения в адрес Ордена в основном воспринимались как собирательный образ душевной порочности, сконцентрированный на материальном объекте, литературную выдумку, шалость.
Власти к Вито относились более-менее снисходительно. Во все издательства страны
Недавнее заявление Барона на съезде литераторов, мол, «грядёт ужасная война» – было воспринято со смехом. Мало того, Барона Отрицательного тут же закидали тухлыми овощами, яйцами и скомканной бумагой (многие специально взяли с собой боеприпасы, узнав, что будет выступать их любимец Барон). Собрав остатки гордости в кулак, он протянул этот кулак толпе и сделал неприличный жест. После чего гордой походкой удалился со сцены, зарёкшись больше не посещать съезды этих «умственно-отсталых творческих импотентов».
Был тут один нюанс… Свои пророчества Барон выдумывал не из головы… Приблизительно раз в полгода к нему приходил посыльный с письмом от одного высокопоставленного члена Ордена Восьми Старейшин. В письме давалась сводка грязных делишек Ордена. Там саботировали поставку магония Промышленной Картели в ДГР. Здесь с помощью «сената» отредактировали и ввели в силу закон, дозволяющий снизить пошлину на ввоз магонита. Там убрали несогласного, здесь приплатили согласному. В общем, грязь, которой полно…
Вито Шипнар часто думал по поводу этих писем.
Во-первых, они могли быть лишь жестокой выдумкой, клеветой, взращенной на религиозной почве.
Во-вторых, они могли быть правдой, которую сознательный гражданин решил разгласить устами поэта.
В-третьих, всё ту же правду используют для укоренения лжи. Выбрав в качестве глашатая человека, которого большинство людей считают талантливым безумцем.
Каждая версия имела право на жизнь. Как бы умозаключения не разнились, а их объединяло одно – они время от времени мешали поэту сконцентрироваться и работать. Слишком уж глубоко засасывали эти раздумья. Из этой ямы творческого стопора Вито Шипнар порой не мог выбраться неделями, а то и месяцами. А вырвавшись, опять проваливался. И если удавалось за этот короткий промежуток черкануть несколько стихов – уже хорошо.
Но сейчас, как ни удивительно, мысли поэта парили далеко от этой ямы. Впрочем, так же далеко они парили и от прудов творчества, из которых он, если везло, вытягивал полные сети идей, сюжетов и рифм.
«Шпаклевать потолок нужно шпаклёвкой» – то и дело всплывала глупая мысль. Других не возникало, от чего настроение Вито становилось всё хуже и хуже.
«Я шпаклюю тебе душу, своим трепетным стараньем» – записал он карандашом на листке желтоватой бумаги. Подождал немного, обдумывая написанное.
«Вот ведь херня!» – разозлился поэт, вырвал из блокнота листок, скомкал и швырнул в угол, на гору подобных абортированных зародышей мыслей.
Некоторое время он неподвижно лежал, буравя отрешённым взглядом трещинку в потолке.
«Ты глупейшее созданье» – Вито вскочил с дивана и принялся наворачивать круги по крохотной гостиной, служившей кабинетом (поскольку гостей он почти никогда не принимал), чёркая мысли в блокнот. Кажется, они наконец схватились за сети, заброшенные в пруд творчества:
«неподвластно пониманье
твой ущербный мозжечок
весь от дряблости промок
ты не знаешь почему
да и я в толк не возьму
отчего услышав раз
понимаешь ты родас
отчего увидев таксу
принимаешь ту за ваксу
разрываешь на куски
ты свои браток мозги
ты не слушаешь меня
я кричу будет война
начихать на то хотел
лишь бы мозг твой не болел
лишь бы плюнуть на слова
лишь бы не была беда
забываешь тут однако
что ты просто лишь собака
та что дальше своей будки
не увидит незабудки…»
Барон Отрицательный (да сейчас это был именно он, а не Вито Шипнар) критично перечитал строки, выплеснутые из души на бумагу. Выругался, вырвал лист и бросил в стену. Его критичная половина требовала смерти стиха. Его рациональная понимала, что из сырых фраз может получиться что-то достойное. Редко бывало, чтобы стих сразу понравился обеим половинам. В случаях расхождения мнений Вито/Барон поступал всегда одинаково – вырывал листик в угоду критичной половине, скомкивал и выбрасывал. Но, в угоду рациональной половине, он выбрасывал листок не в общую кучу, а в пустое место. Там-то поэт, дождавшись, когда негативные эмоции утихнут, поднимал листок, разворачивал и перечитывал более трезвым взглядом.
Сегодняшний случай не стал исключением. Вито поднял листок и прошёлся по нему ревностным взглядом. Он всегда писал стихи без знаков препинания – они его попросту отвлекали от сути. Запятые и тире – можно ставить и при конечной вычитке…
Первая строка неплохо рифмовалась со второй, но за это, как уже знал Барон из горького литературного опыта, придётся получить взбучку от критиков, которые, сказать по правде, его ох как не любили и устраивали чудовищные разносы каждому новому творению. Называя читателя «глупейшим созданием», поэт давал следующей строкой абстрактное «неподвластно пониманье». Узколобый критик, испытывающий ненависть к поэту, сразу же кинется на эту на первый взгляд несуразицу. Мол, автору давно пора купить школьный учебник правописания и почитать его как следует. Если он обращается к читателю, то где уточнение? Где, я вас всех спрашиваю? ЧЬЁ пониманье? Нигде не сказано, что оно того «глупейшего создания». Автору пора вообще забросить писать, поскольку ничего у него не получается. Сколько лет можно так бездарно марать бумагу? Нет, однозначно, это глупо…
Да, что-то подобное Вито выслушивал чуть ли не в каждом критическом отзыве на своё творчество. Уже привык. Всё равно его продолжали печатать, а количество читателей если не увеличивалось с каждым новым сборником, то хотя бы оставалось на прежнем уровне. Видимо, читатели понимали подобные фигуры речи Вито (или, что более вероятно, чудаковатость фигур их просто не раздражала).
Неподвластно само Пониманье, как таковое. А не «понимание» отдельно взятого субъекта!
Что-то схожее можно было сказать и про «промокший от дряблости мозжечок». От дряблости не промокают! В общем, с этим и сам Вито был согласен. Но зато это неплохо звучало…