Красавица Миррил, чудовище Миррил
Шрифт:
Неужели это конец? Неужели Миррил больше никогда не сможет очистить душу от терзаний? Неужели ей придётся до конца своих дней прогибаться под тяжестью своей ничтожности?
Без магических сил Миррил – никто…
Нет, конечно же, был шанс остаться чем-то большим, чем простой человек. Был замечен побочный эффект у некоторых лишённых магии – в них просыпался дар видеть будущее. Но это случалось настолько редко, что надеяться на подобное то же самое, что надеяться на судьбу в зурусской рулетке, когда все семь пустых пуль отстреляны и остаётся лишь одна – боевая, и ствол направлен на тебя, и только
Мощное, невыносимое желание залить душевные терзания чем-то невероятно крепко-алкогольным разгорелось в ней, будто сухой хворост от непотушенной сигаротты. Девушка поднялась с опостылевшего места и направилась в конец вагона. Но дверь в соседний тамбур была заперта. Чувство клаустрофобии прорвалось наружу, смывая всё на своём пути. Заперта в этом вагоне, Святые Уродцы всё изрежь, одна, законсервированная в нём, что больная гнойной проказой нищенка! Еле сдерживая подступавшие слёзы отчаяния, Миррил прошла в другой конец вагона. Самые страшные опасения оправдались – и там дверь заперта.
Подавленная и разбитая, бывшая магиня рухнула на койку, выплакалась и, когда сил и слёз больше не осталось, провалилась в сон.
Сны? Разве в них есть смысл? Разве что-то могло означать зашедшее солнце и сменивший его беспросветный мрак? И лишь крошечная звезда, смутно-проступавшая сквозь чернь, словно стыдившаяся своей наготы девственница…
Проснулась Миррил от неприятного чувства, что за ней кто-то наблюдает. С ужасом она поняла, что это чувство не ложное. Её глаза округлились.
На койке напротив сидел долговязый мужчина, одетый в бордовый кожаный плащ и чёрные кожаные штаны. Его некрасивое лицо было вытянутым и неправильным. Половина левого уха отсутствовала, серые, отдающие вечным холодом, низко-посаженные глаза, тонкий и длинный нос с торчащими из громадных ноздрей чёрными волосками, лысая голова с пигментными пятнами и прыщами на белой, что мел, коже, и скривленные в нелепой ухмылке бледные тонкие губы. Было в этом человеке что-то от змеи – холодное и отвращающее. Не нужно особо разбираться в оружии, чтобы угадать под кожей плаща рубленные очертания болтострела с правого бока, чуть выше пояса, и выпирающий эфес с левого.
Миррил испуганно глядела на попутчика, а тот пронизывающе глядел на неё. Подавив девушку взглядом, человек заговорил:
– Прекрасная нынче погода в Мисторе, вы не находите? Особенно ночи…
Миррил молчала. Её трясло.
– Вам привет от Ордена, – хриплый голос незнакомца звучал тихо и зловеще. – Как вы поживаете?
«Подлый низкорослый ублюдок Горколиус! – пронеслось в голове Миррил. – Зачем тебе понадобилось устраивать весь этот цирк с локомотивом? Не хотел пачкать моей кровью свои покои? Какая же ты всё-таки мелочная мразь! Лучше б это тебя на перроне забила толпа!»
– Я спросил, как вы поживаете? – вырвал из мрачных раздумий одноухий мужчина.
– Какое тебе дело, палач? – рявкнула в ответ Миррил и её сердце сжали ледяные тиски: до того её голос звучал обречённо…
– Палач? – бледные тонкие губы попутчика скривились в отвратительной улыбке. – Что ж… меня можно и так называть… но это не моя основная работа…
– Ах да! – на глаза затравленной девушки выступили слёзы; она мрачно забубнила себе под нос: – Не основная. В свободное от убийств беззащитных женщин время ты занимаешься с оравой детишек вырезанием деревянных бычков и лошадок лазерным лобзиком, будь ты проклят. Или преподаёшь искусство сакранской рифмы в школе для умственно-отсталых бринов… – Она осеклась, а после коротких раздумий прорычала: – Как же я тебя ненавижу, безжалостный ты одноухий урод!
Локомотив ехал не спеша, тихо покачиваясь и перестукиваясь колёсами в месте стыков монорельса. В окне мелькали пожелтевшие деревья.
Всё это время придурковатая улыбка не сходила с лица мужчины. Он заговорил лишь когда Миррил выплакалась и подняла на него глаза, полные страха и душевной боли:
– Ты очень импульсивная и неуравновешенная девушка – Марконий предупреждал об этом. Но чтобы настолько неуравновешенная– я и не подозревал. Бьюсь об заклад, я был бы уже давно мёртв, не отбери они у тебя магическую силу…
«Марконий? Это тот, который Один из Восьми, граф Марконий Трипар Виктос? Он-то тут при чём? Ах да, ты ведь просто издеваешься надо мной! – мысленно давилась горькой правдой Миррил. – Играешься со своей жертвой, что кошарок с крысой? Тебе доставляет это удовольствие, долговязый ты гад? Ну, давай же, убей меня, хватит мучить! Покончи со мной и сделай очередную зарубку на своём эфесе! Чего ты ждёшь?»
– Теперь я полностью понимаю и одобряю всю суровость твоего наказания, – лицо собеседника стало серьёзным и напряжённым, от улыбки не осталось и следа. – Лишить тебя магического дара было необходимостью. Ради твоего же блага.
– Ну давай! – не выдержала Миррил. – Хватит! Отрежь мне голову, вспори живот, прошей десятком-другим болтов – как ты там привык это делать?!
– Да успокойся ты, истеричка! – прорычал долговязый человек и влепил бывшей магине хорошую пощёчину.
Сработало. Миррил затихла и поглядела на мужчину то ли со страхом, то ли с ненавистью, то ли с уважением, потирая покрасневшую щёку.
– Если бы тебя хотели убить, то, поверь мне, в этом поезде ты бы не ехала, – процедил он сквозь зубы, – а если бы и ехала, то давно уже трупом…
Лицо Миррил застыло в гримасе презрения.
– И не смотри на меня таким взглядом, – человек отвернулся к окну, в котором виднелось засеянное желтеющим рапсом поле. – На своих телохранителей так нельзя смотреть…
В тот миг в Миррил что-то умерло и вновь родилось.
– Да, дорогая Миррил, граф Марконий нанял меня в качестве твоей охраны, – говорил одноухий, вновь пронзая собеседницу льдом глаз. – Обладая магическими силами, ты успела наломать немало дров. Было бы глупо и опасно полагать, что в твоём родном городке тебя встретят с распростёртыми объятьями. Твои заслуги перед Орденом Восьми Старейшин никто не списывал со счёта: ты верно служила ему, выполняла законы, трудилась во благо и прочая чушь. Поэтому-то меня и наняли присматривать за твоей аппетитной задницей, – он улыбнулся, и его улыбка показалась бывшей магине не такой уж отталкивающей, как прежде.