Красавица
Шрифт:
Завтра начнется новый оборот, а для Моры все останется по-старому. Она снова запрется в семейном отсеке и будет мечтать о том, что когда-нибудь ей больше не придется убегать, когда-нибудь она сможет ходить по этим террасам обыкновенной красивой невидимкой.
Но чтобы стать такой, как все, копить ей придется целую вечность. Она могла бы наняться в подземные сады, подносить тарелки в закусочной или, как Зикка и отец, устроиться на фабрику полимеров. Но с ее лицом ничего не выйдет, так что завтра она разошлет свой файл с пометкой «удаленно» и будет надеяться, что ее примут хоть куда-то. А если нет – вся
Теперь до дома оставалось всего ничего – только пробежать витрину обувщика и протиснуться мимо уличного алтаря, но там ее снова ждала толпа, и Мора ускорила шаг и съежилась. К счастью, здесь на нее даже не обернулись.
Люди опускали на алтарь дары, шептали в ладони желания, просили прощения, а фигурки богов пялились в частокол свечек. Съедобные подношения не залеживались: их склевывали одноглазые вороны, которые вечно кружили над алтарями, роняя корки и перья. Птиц никто не гонял: из-за крыльев их считали священными.
Легенды гласили, что когда-то боги тоже прилетали на остров, но люди о полетах только мечтали. Над загадкой полетов билось не одно поколение, но остров не отпускал, даже вороны не могли улететь в Бездну, а транспортные челноки – небесные черепахи – поднимались над землей только на пару ладоней. Мора, правда, челноков почти не видела – лишь у главного храма, и то издалека, потому что зевак к ним не подпускали. Но сколько часов она просидела на своем подоконнике, представляя, как взмывает в воздух не только над родным Вторым кольцом, но и над Первым, и над башней Оси – над всем островом! Неподвижный черепаший нос разрывает дымную завесу облаков, под ногами кренится днище кабины, душа уходит в пятки, а бескрайняя вселенная Бездны поднимает ее на своих мягких ладонях…
В Бездне ведь не нужно прятаться от испуганной, разъяренной толпы, которая выкрикивает в спину проклятия. От вороньего грая Море захотелось заткнуть уши, но стоило захлопнуть за собой дверь семейного отсека, и звуки как черепашьей ластой отрезало.
В комнате было тихо, пахло соевой похлебкой и ванилью. Из окна, обвешенного гирляндами бусин и перьев, сочился мутный свет. В центре стола, смяв скатерть, возвышалось блюдо с белыми апельсинами, кокосами и ледяной ежевикой. Все из нижних садов – безвкусное, водянистое, но другого на Втором кольце не водилось.
Что за лицемерие этот Праздник урожая! Фрукты в подземных садах собирают круглый оборот, там наплевать, какой сейчас месяц и стоит ли в Бездне светило. Под землей его не видно, там все по-другому. Но праздник нужен, без праздника нельзя. Традиции следует чтить.
– Мора! Ну наконец-то. Скорее за стол!
Из кухонного уголка выглянула мама. Как-то странно улыбнулась дочери, засуетилась, принялась перекладывать приборы. Мора потянулась к ней – захотелось прижаться к родному плечу, зажмуриться и постоять так совсем недолго, – но вместо этого она просто подошла и опустила ладони на спинку стула. Прикосновения у них в семье были не приняты, хотя в редкие свои прогулки по террасам Мора понимала, что такие порядки далеко не у всех. Зато она ощутила знакомый, солено-карамельный аромат технического мыла, которым всегда пользовалась мама, и улыбнулась: так пах дом.
– Набегалась?
В уголках глаз у матери собрались морщинки, из прически кольцом выбилась прядь. Сегодня она убрала волосы по-праздничному – подняла повыше и заколола пластиковым цветком. Мора сомневалась, что такие цветы вообще существуют – на Втором зелень выращивали разве что на редких подоконниках, а в подземных садах, устроенных в скальной породе под террасами, все пространство занимали овощи и фрукты, так что цветы казались Море чем-то фантастическим. Конечно, по данным мобуса, на Первом кольце небесной зелени хватало…
– Ну садись же. Скоро выстрелят, – шепнула мать.
Отец шагнул в комнату, издавая привычный запах масла и резины с фабрики, выставил пузатую бутылку с имбирным напитком – сегодня можно! – и сел во главе стола. Оправив белый воротничок праздничной рубашки, он нарочито строго спросил:
– Сколько осталось, мобус?
Под потолком застрекотало:
– Три минуты двадцать девять секунд, хозяин.
Голос у мобуса был жидкий, надтреснутый, но к его хрипам давно привыкли. Он обитал в их семейном отсеке, словно дух, всегда, сколько Мора себя помнила.
– Ну скорей же, – пробурчал отец. – Зикка, дуй за стол!
Появилась сестра. Лиловое платье из искусственного шелка на ней так и переливалось. В волосах – фиолетовая лента, на пальцах – узоры из хны. Смерив Мору взглядом, она фыркнула:
– Ну ясно, сестренка у нас, как обычно, в костюме замарашки. Ты хоть в календарь-то смотрела?
Мора вскинулась. Ее платье для особенных случаев было простеньким, но красивым – синим, под цвет левого глаза. Оно ей очень шло, разве что подол немного забрызгало после пробежки по мокрым террасам крыш. И самое главное, темный цвет не привлекал внимания.
– А ты, наверное, только дни и вычеркивала, – не удержалась Мора, – лишь бы погулять.
Зикка сощурилась:
– Да по тебе Ось плачет. Пошла бы в монашки, гардероб у них как раз в твоем вкусе. Ой, чего это я… Ты же в богов не веришь! Вот ведь жалость, тогда не возьмут…
Мора сжала зубы. Надо было купить сестре разукрашенных перьев. Ей бы подошло, она как павлинья курица – яркая и бестолковая.
Хотя откуда Зикке знать, как Мора замирает от одного взгляда на Ось? Ни храм, ни Квартум ее никогда не занимали, но в их резиденции было что-то тревожное: башня из стекла и металла тонкой нитью соединяла остров и небеса Бездны, то ли подпирая их, то ли удерживая на плаву весь остров. Хотя, конечно, архитектура Оси просто не могла не вызвать тревогу: больше таких зданий не строили – центру власти надлежало доминировать.
– Тридцать секунд, – просипел мобус.
– Девочки! – гаркнул отец. – Сели!
Мать пододвинула Море бокал. Шипучая янтарная жидкость пахла остро и кисло. Мора наконец уселась, Зикка, изящно подоткнув подол, опустилась напротив. В общей комнате было тесно, спинка стула Моры упиралась в стену.
– Возблагодарим богов за добрый урожай, – сказал отец, – за удачный оборот и дружную семью. Пусть в наших душах живут мир, покой и счастье.
Зикка вздернула нос, и Мора подумала, что мир – это точно не про старшую сестру. Мать примирительно улыбнулась Зикке, а отец качнул головой – сейчас уж точно не время для споров. За окном радужно вспыхнуло, грохнуло, забренчали приборы на столе, и мобус прокряхтел в нарастающем шуме: