Красавица
Шрифт:
— Прощайте! — сказала я.
Сестры не ответили. Я развернулась и пошла к лошадям — отец уже сидел в седле. Доброхот, косивший на меня глазом все это время, снова скакнул вперед, и я увидела, как напряглись все мускулы на привычных к кузнечному молоту руках Жервена. Доброхот осадил назад, приседая на задние ноги и отчаянно грызя мундштук, так что с губ полетели хлопья белой пены.
— Ах да, — вспомнив, обернулась я к сестрам. — Вещи из седельных сумок. Надеюсь, они вам пригодятся. То есть пользуйтесь на здоровье, — неловко поправилась я. Сестры кивнули. Грейс слабо улыбнулась краешком губ, а Хоуп моргнула, и крупная слеза, скатившись
Доброхот мотал головой, но вырваться больше не пытался. Жер обнял меня свободной рукой и поцеловал в лоб.
— Давай подсажу.
Конь стоял не шевелясь, пока Жервен помогал мне забраться в седло, а когда я наконец села, шумно выдохнул. Я наклонилась поправить розу во лбу.
— Поехали? — повернулась я к отцу.
Он кивнул. Жервен отступил, давая дорогу.
Я развернула Доброхота к лесу, и он целеустремленно двинулся туда, уже не упрямясь, а Одиссей за ним следом. Не доезжая до опушки, я обернулась и помахала рукой. Жер помахал в ответ. Тогда я пустила Доброхота рысью, и мы исчезли за деревьями. Последнее, что я слышала, — тоненький тоскливый плач Ричарда. Я послала Доброхота в легкий галоп, и все потонуло в треске ломающегося валежника.
Когда я наконец остановила коня, опушка давно скрылась из вида. Кругом тянулись к небу длинные стволы, очень немногие из которых я могла бы обхватить двумя руками. Подлесок давно закончился, землю покрывал лишь мох, кое-где виднелись фиалки, несколько запоздалых подснежников и какие-то незнакомые мне мелкие желтые цветы. Здесь было прохладно, хоть и не холодно — солнце проникало сквозь листву, почти не грея. Ветки на гладких толстых стволах начинались высоко от земли, над нашими головами. Где-то струился ручей. Если не считать его журчания и наших собственных звуков — звякания и скрипа сбруи, иногда хруста тончайшей корки льда под копытом, — в лесу стояла глухая тишина. Отец ехал за мной, чуть поотстав. Я подняла взгляд к небу — в зелено-черно-коричневом своде проглядывали, словно звезды, голубые лоскутки. Тогда я вдохнула полной грудью, и впервые за последние дни душа вернулась из пяток на положенное место.
— Хороший лес, — обернувшись к подъехавшему отцу, сказала я.
— Отваги тебе, дочка, не занимать, — улыбнулся он в ответ.
— Нет, правда хороший.
— Тогда я рад. По мне, он слегка мрачноват, — заметил отец, оглядываясь. В молчании мы проехали еще несколько минут. — Смотри!
Между деревьями впереди посветлело. И тут я увидела ее — дорогу, ведущую в сердце леса, к замку.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ГЛАВА 1
Я старалась ехать побыстрее — чувствовала, что отец вот-вот начнет умолять меня повернуть обратно и отпустить его в замок одного. Разумеется, на уговоры я бы не поддалась, однако ручаться, что моего хрупкого мужества хватит на что-то большее, тоже не могла. Я знала, что доеду, но хотела бы явиться в замок с достоинством. Если же от слов отца я не сдержусь и зальюсь слезами, поездка превратится в еще большую пытку, чем сейчас, когда ее омрачает лишь глухое молчание, тоненький плач Ричарда у меня в ушах да стоящие перед глазами лица Хоуп,
Не доезжая до замка, мы устроили короткий привал, чтобы дать отдых лошадям. Есть не хотелось, хотя кое-какие припасы мы с собой взяли. Уже перевалило за полдень, когда впереди наконец показалась плотная живая изгородь и огромные серебряные ворота. Они мерцали, словно сотканный из морского тумана мираж. Одиссей, совершенно смирный и послушный до сих пор, вдруг задрожал и попятился, не желая приближаться к этим высоким молчаливым вратам. Отцу пришлось спешиться и повести упрямца в поводу, но стоило ему коснуться ворот, как Одиссей взвился на дыбы и вырвал узду. Остановившись в нескольких шагах от протянутой руки отца, он оглянулся через плечо, стыдясь своего поведения, но по-прежнему дрожа от страха. Доброхот наблюдал, не трогаясь с места.
— Отец, — сказала я, глядя, как он успокаивает Одиссея, ласково поглаживая его длинную морду, — давай дальше я поеду одна. Вот ворота. Если ты повернешь назад, будешь дома к ужину. — Голос дрогнул лишь самую малость. Хорошо, что можно было сидеть на спине Доброхота и прятать дрожащие руки в его густой светлой гриве, а не идти в ворота собственными негнущимися ногами.
— Дочка, это ты должна вернуться. Я не пущу тебя внутрь. Не понимаю, как я вообще на такое согласился. Не иначе как выжил из ума, вообразив, что смогу отправить тебя туда.
— Решение уже давно принято, не тебе его сейчас отменять. Ты согласился, поскольку не было иного выхода. — Я сглотнула, хотя во рту пересохло, и продолжила, не давая отцу вмешаться: — Чудище не тронет меня. К тому же как знать, может, оно просто проверяет нашу порядочность. И тогда я надолго не задержусь. — Голос мой, в отличие от слов, совсем не обнадеживал, поэтому, не убедив ни себя, ни отца, я затараторила сбивчиво: — Езжай. Прошу тебя. Потом прощаться будет еще тяжелее. — «Не смогу смотреть, как это Чудище погонит тебя из замка», — подумала я про себя. — Я не пропаду.
Я двинулась к воротам, и в тот самый миг, когда я хотела развернуть Доброхота, чтобы толкнуть створку рукой, они вдруг беззвучно распахнулись передо мной сами, открывая ярко-зеленый неезженый луг.
— Прощай, отец, — полуобернувшись в седле, сказала я.
Отец уже снова сидел на лошади. Одиссей не шевелился, однако по напряженному изгибу шеи и настороженным ушам видно было, как ему страшно. Одно движение отца, и конь, сорвавшись с места, понесется галопом обратно в лес.
— Прощай, Красавица, милая моя, — едва слышно проговорил отец.
В ушах отдавался эхом стук моего собственного сердца. Поспешно тронув коня, пока отец не сказал еще чего-нибудь, я въехала внутрь, и призрачные ворота бесстрастно закрылись за мной. Я двинулась по лугу, глядя прямо перед собой и больше не оборачиваясь.
Солнечный свет и медвяный запах разнотравья бодрили лучше, чем еда и сон. Я словно пробуждалась от сна, оставшегося на мрачной лесной опушке. Добравшись до сада, мы обнаружили выложенную галькой светлую тропку, которая вилась между деревьями, уходя к замку.